Книга Штрафной удар сердца, страница 90 – Алекс Винтер

– Когда вы стали встречаться с Антоном? – спросила Агата и занесла ручку над протоколом. Елена смотрела в пол, но ответила почти незамедлительно стылым голосом, неживым до холодного хруста костей. Так люди признаются в самом страшном или рассказывают о смертельной боли.

– Где-то пару месяцев назад. Мы не афишировали наши отношения. Я не сразу поняла, что это серьезно, тем более он еще не окончательно порвал с Алисой, хотя к тому шло. Потом у них все кончилось. Нам ничего не мешало. Но мы по привычке все скрывали. А нам скрываться надоело. Я бы даже не подумала молчать на допросах, что у нас был роман, но девчонки убедили: я буду первой подозреваемой. Поэтому и промолчала. Это все равно бы никак не помогло. К убийству никакого отношения не имело.

– Кротова, видимо, старалась больше всех? – уточнил я. – Ведь тогда подозреваемой становилась и она.

Балуева пожала плечами и промолчала. Мы ждали напрасно и быстро потеряли терпение.

– Какие у вас были отношения? – спросила Агата.

Елена подняла голову. В ее глазах блестели слезы, и голос был насморочным, в нос, предательски срывающимся на гласных.

– Простые. Я его любила. Он любил меня. Ничего такого, что стоило обсуждать. Нам было уютно в нашем маленьком мирке.

– Вас не покоробило, что на встречу в бассейне пришли и Алиса, и Александра?

Елена помотала головой.

– Сашке вообще было пофиг. А Алиса должна была нас увидеть и понять, что ей нечего ловить, – доходчиво, как маленьким детям, пояснила она. – Алисе не хотелось верить, что ей, лучшей и главной, дали отставку. Мы поговорили с ней, все рассказали. Но она не хотела верить, стояла, смотрела на нас, а из глаз слезы. Она сразу прыгнула в бассейн и поплыла к противоположному бортику. А потом делала вид, что ничего не произошло, даже с Димкой уехала, ему на радость. Сомов вообще радовался, что ему перепало. Он давно по ней сох. Месяца полтора бегал, думал, ну, сейчас точно случится.

– Для нее это было серьезным ударом? – спросил я.

Балуева равнодушно пожала плечами – судьба Алисы Серебряковой ее нисколько не волновала.

– Не знаю. Наверное, – просто сказала она.

Агата поглядела на нее и не выдержала:

– Для человека, который только что потерял любимого, вы удивительно неплохо держитесь. Уж простите.

– Я спортсменка, – усмехнулась Елена. – Вы когда-нибудь падали после двойного ритбергера на лед, плашмя, на живот, как лягушка? Я падала, а потом вставала, улыбалась и ехала дальше, и снова прыгала, и снова падала. Прошлую программу я откатала до финала со сломанным запястьем, упала в самом начале. Я ничего не помнила от боли, только отсчет, музыку, на эйфории продержалась еще с полчаса. Мы умеем улыбаться, даже когда смертельно больно. Это профессионализм – улыбаться, когда сердце кровоточит, не более того, как бы пафосно это ни звучало. Зрители не должны знать, что тебе хреново. Вот мне хреново. Но я буду держать лицо, потому что, если дать слабину, скатишься вниз и будешь ныть, пока не сдохнешь.

Теперь с нами говорила не юная девушка, а циничная старуха, которая в этой жизни прошла через самое страшное. Мне даже показалось, что тени изменили лицо Елены так, что она стихийно постарела. Агата строчила в протоколе и не заметила этого эффекта. А вот я поразился этому изменению.