Книга Путь океана: зов глубин, страница 117 – Александра Райт

На удивлённые расспросы, что зачем же такой оригинальный выбор безрадостной жизни, Джу лишь пожимал плечами: кормят, охраняют, можно путешествовать по городам и землям. Правда только от трюма до рынка и обратно. Покупать же его не хотели из-за скверного нрава: работать он не желал, да и побуйствовать любил.

* * *

Потянулись одинаковые душные дни в тесноте среди липких от пота тел. Рабов регулярно выгоняли на палубу и заставляли танцевать, чтобы те не хирели в давке трюма. Пьяные надзиратели то и дело лупили их железными прутьями и хохотали. Впрочем они тщательно следили, как бы и не попортить товар.

Покрытый вздувшимися полосами ударов Джу с каменным лицом выплясывал, как заводной.

Витала же к такому не понуждали. И на том спасибо.

Они сдружились. Чем больше времени они проводили вместе, тем больше сомнений зарождалось в измученном уме Витала.

Что такое в действительности свобода? Являлся ли гильдейский тоталитаризм формой добровольного рабства?

Среди множества парадоксальных выводов Витал однажды понял. Сам он есть ничто иное, как продукт Гильдии для самоподдержания. И в его уме осел вывод наихудший, озвученный однажды Джу:

— Благородных всегда сношают.

Брови Витала подскочили на этих словах.

— Если ты сильный и умный, то сразу опасный, — заметил Джу. — И невыгодный. Через это тебя надо сделать добрым и совестливым, чтобы в случае чего хозяин без бича мог лупить тебя прямо по сердцу. Твоей же совестью. Ведь скажи, хитро, а?

Витал схватился за голову. Весь знакомый ему, сколько он себя помнил, мореходский мир перевернулся вверх тормашками.

Сейчас Джу говорил с ним так, как и сам он привык проводить разъяснительные беседы в экипаже. Великан заставлял менять традиционный угол восприятия, топтался грязными пятками прямо по самому сердцу и ценностям бывшего капитана. И всё переставало быть тем, чем выглядело изначально.

Так добрая матушка-Гильдия оказалась хитро спроектированной тюрьмой для умов одних, чтобы другие могли жить в мирах, что стоят выше любого закона и выше всякой морали, а уничижительная речь Ирен на трибунале не просто вытащила его из петли, а ещё и снабдила ключом на дорогу.

Ирен, жестокая Ирен, спасла его, вопреки священному праву мести.

— На доспехах нет карманов, — вдруг произнёс Витал.

— А я что и говорю. Для Гильдии может ты и умер. А для другого мира — родился. У тебя вон на лице написано, какой ты мореход и чего умеешь. У тебя всё отобрали, Витал. Ты можешь или бесконечно оплакивать свои потери и подохнуть от жалости к себе, или.

— Или — что?..

— А мне-то почём знать. Теперь это только твоя жизнь.

Витал криво усмехнулся и пихнул локтем страшно довольного Джу.

* * *

Изнурительное плавание подходило к концу. Судно «Цирцея» входило в порт Вердены.

Пристань полнилась грузчиками, встречающими, коробейниками, страховыми агентами и просто зеваками.

Румяный от портвейна Томас велел вывести на палубу единственного пассажира.

Бледный, осунувшийся, ослеплённый непривычным за двухмесячное плавание солнцем, Витал поднялся и спрятал лицо в грязный рукав.

— Так что, салага? Трюм разуверил тебя в собственной правоте? Готов поработать и стать вольным человеком, а?

Пока работорговцы пьяно хвалились друг перед другом остроумием, матросы бегали туда-сюда по сходням и меняли запасы после долгого плавания. Стоянка «Цирцеи» обещала быть короткой.