Онлайн книга «Лилит. Злое сердце куклы»
|
А та вновь взяла Лилит на руки. Прижимая куклу к себе, Лика встала у ног пациентки. – Скажу тебе по секрету, девочка, она разлюбила тебя. – Лика говорила шепотом. – Наша Лилит! Сама подумай: зачем ей какая-то глупая девчонка, когда у нее теперь есть я? И где лучше поселиться, когда придет срок – в бедном крошечном домике, – она с насмешкой кивнула на Женечку, – или, – Лика чувственно и с вызовом провела свободной рукой по фигуре, – в прекрасном дворце? А мой дворец воистину прекрасен! Но ты пока даже неспособна этого понять, бедняжка… Ладно, – вздохнула она, – заболталась я с тобой, а мне пора переодеваться в лягушачью шкурку. Еще войдет кто-нибудь, начнутся вопросы. Кто такая? Откуда? Лика Садовникова? Наша медсестра? Да быть не может! Паспорт пожалуйте. А ты спи, девочка, крепко спи… Дежурный врач, на которого повесили Женю Оскомину, проснулся только на рассвете. Кряхтя, старик Погорельцев спустил ноги с кушетки, не торопясь, сунул их в башмаки, встал, снял с вешалки белый халат. Он знал, что на Лику Садовникову можно положиться. Медсестра по призванию. Трудоголик. Фанат своего нехитрого ремесла. Если надо, всю ночь от пациента не отойдет. А он уже старенький, ему отдыхать надо. Тут вздремнул, там перевел дух, глядишь, и силенки появились. Когда, прихрамывая, он вошел в палату к Жене Оскоминой, то сразу натолкнулся на их «синий чулок». Оглядывая со спины медсестру, старик Погорельцев усмехнулся: даже несмотря на ее хламиду и надетый сверху халат, можно было угадать под всеми этими капустными листами роскошный круп и отменные ноги. Интересно, почему так быстро и с таким постным лицом слинял от нее Бережной? Что они не поделили? Лика обернулась: – Она пришла в себя среди ночи, стала рваться, кричать. Если бы не ремни – убила бы меня, честное слово! Или с собой что-нибудь сделала. Даже кукла не помогла. Правда, она и ей хотела голову оторвать. Мне кажется, она совсем потеряла связь с реальностью. – А успокоительное помогло? – Еще как помогло. Только еле исхитрилась, чтобы уколоть. – Чего меня не разбудила? – Пока бы я вас будила, она бы тут в корчах извелась. Жалко ее стало. Ребенок совсем. – Вид у нее неважный. – Есть такое, – вздохнув, согласилась медсестра. Погорельцев мрачно покачал головой: – Совсем неважный, Лика. Женя спала, но сон ее был тяжким. То и дело по истощенному лицу девочки пробегали мучительные судороги, кисти рук добела сжимались в кулачки и что есть сил тянули ремни, те впивались в кожу и вновь ослабевали. – Душевный недуг – поди разбери его причины, – вымолвил старый врач. – Острая шизофрения – это тебе не грипп. Хоть сто томов напиши, хоть миллион человек исследуй, все равно у каждого найдутся свои причины для хвори. – Он вновь уставился на спрятанные под «капустными листьями» фактурные бедра медсестры. – Знаешь, что говорили древние о безумии? – Что? – не оборачиваясь, спросила Лика. – Если боги хотят наказать человека, они лишают его разума. – Мудро, Василь Василич. Поздним утром, когда летнее солнце ярко зажгло жалюзи, Лика мирно дремала на кушетке, а врач Погорельцев отправился на кухню за своей порцией каши, яйцом вкрутую и стаканом какао, Женечка Оскомина уже еле подавала признаки жизни. Пристегнутая, она буквально камнем лежала на больничной койке, и только едва двигались глазные яблоки под закрытыми веками да прерывистое дыхание слетало с обветренных, потрескавшихся губ… |