Книга Огненная душа куклы, страница 99 – Артур Гедеон

– Как и к самому дьяволу, – усмехнулся Крымов.

– Но хороша чертовка, – покачал головой старший лейтенант Яшин. – Да уж, парочка что надо…

Третья выставка «Кровь Европы» проходила в картинной галерее «Кассиопея». Опять телевидение, фотоаппараты корреспондентов, микрофоны, вопросы. Горящие глаза посетителей. Местные искусствоведы. И все те же столичные: они приехали, чтобы застать сразу все три выставки. Представитель Манежа еще до открытия говорил продюсеру Полонской: «Ах, Лилиана Давыдовна, жду не дождусь, когда мы устроим выставку вашего гения у нас. Но те картины, репродукции которых вы нам прислали, – он с пониманием улыбался, – будут еще круче этих трех выставок. Я вам обещаю такой бум и аншлаг, какого Москва и не видывала! Ох, как же быстро взлетит ваш Владислав! Но все-таки откройте тайну: где вы его нашли? Он же самородок, гений от природы. Как Гоген, Пикассо. Тут не искра Божья – тут целый факел!» При упоминании Бога продюсер Полонская как будто начинала нервничать. Или это только показалось искусствоведу? «Конечно, я вам открою эту тайну, но только во время вернисажа в Манеже, – отвечала дальновидная Лилиана Полонская. – Ждите, дорогой друг».

Тема войны на вернисаже «Кровь Европы» занимала огромное место. Особенно хорошо были написаны морские бои в Средиземном море, между Венецией и Османской империей, – с таким чувством, экспрессией, правдоподобностью, что у зрителей дух захватывало. Но были и мирные венецианские мотивы, словно художник долго жил в этом городе, только много столетий назад, и знал его душу как свою собственную. «Наверное, вы часто бывали в Венеции? – спрашивали автора знающие искусствоведы. – Или даже жили там? Так тонко передаете ее душу». – «Жил, долго жил». – «А когда?» – «Давно», – отвечал художник. «Как давно?» – «Очень давно. Лет пятьсот назад». Его ответам улыбались – он был большой фантазер, этот новоявленный гений. «И как же вас тогда звали?» – спрашивали его. «Меня тогда звали маркиз Джованни-Альберто Риччи». – «О, какое звучное имя! – нарочито восторгались искусствоведы. – Да вы и впрямь целиком погружены в тему и материал!» – «С головой, дамы и господа, погружен с головой», – отвечал Владислав Ольшанский. «И какое сражение вам запомнилось более всего?» – не отставали от художника. «Это была кровавая битва у берегов Пелопоннеса. Меня тогда смертельно ранили, я скончался чуть позже, уже на суше, на руках любимой женщины, герцогини Савойской. А вот и она, – он обнимал подходившую к ним и навострившую слух подобно кошке Лилиану Давыдовну Полонскую. – Не так ли, милая?» Она обворожительно улыбалась: «Каков фантазер, верно? – Искусствоведы широко улыбались. – Гениален во всем!»

В этот день Крымов оказался один, у Яшина от забот и нервотрепки прихватило желудок. Приходилось работать за двоих. Неожиданно рядом с ним кто-то встал и произнес:

– Невероятно! Как эта женщина похожа на мой пропавший манекен! Глупо звучит, не правда ли, Андрей Петрович? Здравствуйте.

Это был Соболевский, хозяин салона «Афродита».

– Вечер добрый, – откликнулся Крымов.

– Как продвигается следствие?

– Своим чередом, Анатолий Иванович. О пропавших деньгах думаете?

– И о них тоже.

– А вы обратитесь к Лилиане Давыдовне Полонской, – сам не ожидая от себя такой реакции, поддавшись импульсу, вдруг сказал детектив. – Спросите, как она ими распорядилась, вашими деньгами.