Книга Лилит. Кукла из вечной тьмы, страница 125 – Артур Гедеон

– Да, это она, – согласился Крымов.

– Несомненно.

– И кто это сделал? – ревниво поморщился сыщик.

– Думаю, один из братьев Белоглазовых. Он-то в отличие от вас знал, что фотографировать.

– В каком смысле?

– В простом, Андрей Петрович. Видите эту ящерицу?

– Конечно.

– А видите, как увеличен ее глаз на следующем фото?

– Вижу, – кивнул Крымов.

– А почему, знаете?

– Без понятия. Но, уверен, вы мне подскажете.

– Непременно, – ответил Долгополов, уже роясь в портфеле, откуда он скоро выудил старинную лупу в костяной оправе. – А потому, что в глазу ящерицы, как и вот в этом лепестке, и на этом вот хвосте змеи, – старичок тыкал пальцами в снимки, – прорисованы части заветной формулы, которая и была перенесена из того мира в этот. Держите. – Он протянул Крымову лупу. – И смотрите внимательно, и не говорите потом, что ничего не видели.

Крымов подносил линзу то ближе к фотографии, то отстранял ее, всматриваясь в закорючки.

Да, Антон Антонович не выдумывал: в хвосте змеи, в глазу ящерицы и на лепестке были прописаны буквы и цифры.

– Вижу.

– А есть и другие, – заверил его Долгополов.

– И что это за формула?

– Формула снадобья, которое будет распространять ваша подруга на планете Земля. «Луч надежды». Все ее тело – это и есть одна большая картина. Она включает в себя и мистические символы, помогающие демону при переходе из одного мира в другой, так сказать, дьявольские обереги, и в прочих делах уже здесь, под лазурными небесами. А теперь хотите узнать, в каком салоне тату она сделала себе эти рисунки? И кто их наносил на ее кожу?

– Да, хочу, – честно признался Крымов.

Этого он действительно желал – увидеть гениального художника, оставившего на теле его любимой все эти чертовы рисунки. Пришла очередь фолианта, за который взялся Долгополов.

– Таскаю старинные книги, выношу их на влажный воздух, – сетовал он, – нехорошо поступаю, в нарушение всех библиофильских правил. Ну ладно, тогда смотрите: общеевропейский «Бестиарий», издание 1756 года, Брюгге, увидел свет как раз перед Семилетней войной. – Он интригующе усмехнулся. – Кто, сказала ваша пассия, делал ей эти несравненные татушки?

– Парень, с которым она встречалась. Оттачивал на ней свое мастерство. А она любила его и позволяла делать это с собой. Считала его гением.

– Ясненько, закладка на странице 101. – Долгополов повернул фолиант, раскрытый на означенной странице, и аккуратно подтолкнул его к Крымову. – Только коньяк уберите, прошу вас. Эта книга бесценна.

Крымов убрал свою рюмку и шоколад и придвинул фолиант.

– В каком-то смысле она не соврала вам, – продолжал Долгополов. – Вот он, посмотрите, ваш художник. И впрямь гений. Один из старших демонов – кличка Нелюдь. Проводит вечность в преддверии ада, в сенцах, так сказать. Он стережет входящих у своей избушки, но может и отправлять их назад. Там на немецком, я перевожу: «Нелюдь, один из старших демонов ада, сторожит грешников в его преддверии, может вернуть грешника назад, для злых дел, предварительно нанеся на его тело магические заклинания, которые обезопасят и укроют зловредного грешника от гнева ангелов».

На иллюстрации, старинной гравюре, перед Крымовым предстало страшное чудище – настоящий огромный волосатый черт, с рогами и на копытах, он стоял на крыльце избушки, слева открывалась холмистая долина, справа – черный лес, повсюду был туман, серое сумеречное небо, едва светила в облаках унылая луна. Черт улыбался каждому, на ком останавливался его взгляд.