Онлайн книга «Лилит. Кукла из вечной тьмы»
|
– Не смешно. – Это ты угадал, братец Саввушка. Или скажем вахтеру: у нас тут маму силой удерживают. Косматый мужчина. Вызывайте милицию. Вот смеху-то будет, а? – Совсем не смешно. – Давай сюда бинокль – спускаемся. Хорошего понемножку. Домой хочу. Через полчаса они входили в квартиру. Время было около полуночи. – Готовь закуску, – сказала сестра. – Какую закуску? – Огурцы, помидоры, что есть в холодильнике. Остатки макарон. Мы ведь не все слопали? Кабачковую икру. Сама она поставила в коридоре табурет, вспорхнула, пошарила на антресоли и выудила оттуда бутылку коньяка и пачку папирос. – Мамочкины запасы, – спрыгнув, сказала Лилит. – Очень своевременно, кстати. Армянский коньяк «Арарат», говорят, лучше не бывает, и папиросы «Герцеговина Флор». – Ты курить будешь? – нахмурился Савва. – Я с четырнадцати лет курю – парни научили. Аромат нравится. И кажусь старше. Да-да-да, я такая. Гуляю с парнями, пью вино и курю папиросы. И мне это нравится. И вообще – в такой жизни есть шарм. Знаешь это слово? – Знаю. Мерзко это. Она снисходительно усмехнулась: – Потому что ты еще зеленый. Вот поэтому и мерзко. Доставай бокальчики – небольшие. А я найду мундштук и пепельницу. И закуски выкладывай. Сыр нарежь. Ты сегодня прощаешься с юностью и глупостью. Благодаря мне, братец Саввушка. Савва стал покорно выкладывать огурцы и помидоры в тарелку, резать хлеб и сыр. Лилит отыскала среди своей нехитрой косметики в ящике мундштук, вскрыла черную пачку папирос «Герцеговина Флор» с золотой окантовкой и печатью, где сияла мелкая надпись «Ява». Вытащила папиросу, деловито продула ее, аккуратно вставила в мундштук. Звонко, как кастаньетой, тряхнула большим коробком спичек. Все это получалось у нее красиво и ладно, так, словно она уже делала это много-много раз. Савва понимал, что, видимо, так оно и было. Но ее слова, оброненные на пожарной лестнице, об их матери: «Она хороша в своем деле, уж я-то знаю», – заставляли его возмущенное сердце выпрыгивать из груди. Хуже была только картина, которую он увидел: эти выплясывающие голые бедра женщины под косматым чудовищем, этим дирижером, ее сладострастное выражение лица. Даже думать о том, что это была их мать и что он это видел – было оскорбительно и страшно. Хуже всего то, что он знал наверняка: эта сцена останется с ним на всю оставшуюся жизнь. Она никогда не уйдет из памяти, как утром рассеивается в первых впечатлениях нового дня самый эмоциональный и яркий сон. – О чем задумался? – чиркнув спичкой, спросила Лилит. Она прикурила. Затянулась, выдохнула дым тонкой струйкой в сторону. – Говори. Дым сразу коснулся ноздрей Саввы, подкрался, защекотал, заколол. Захотелось чихать и кашлять. – Так, ни о чем… – О маманьке о нашей? О заступнице-распутнице? – Лилит была сметливой и все понимала. – О том, как она извивалась под этим дирижером, да? – Хватит, хватит. – Сжав зубы, ее брат готов был взорваться. – Ладно, Саввушка, ладно. – Она примирительно накрыла его руку своей белой, как у всех рыжих, сильной и красивой рукой. – Хорошо. – Погладила его, потянулась к юноше, провела ладонью по его щеке. – Коньяк откроешь или мне самой? – Открою. – А ты умеешь? – Смогу. Он откупорил бутылку, взглянул на сестру. – Чего смотришь? – улыбнулась она. – Наливай нам обоим. – Ты уверена? |