Книга Лилит. Кукла из вечной тьмы, страница 72 – Артур Гедеон

– Конечно, – кивнула она.

Так же ловко надломила ампулу, набрала золотую жидкость, оглядела больного.

– Нужен спирт?

– Нет, – покачала она головой и сделала укол в предплечье.

На пороге палаты уже стояли две медицинских сестры.

– Кирилл Евгеньевич, что вы делаете? – спросила одна из них.

Лиза обернулась и приложила указательный палец к губам:

– Тсс!

Вбежал и дежурный доктор. Подошел к кровати больного.

– Кирилл Евгеньевич, вы в своем уме?

– Да, Игорь, – кивнул он.

– Это против правил, – категорично сказал врач. – Я отвечаю за пациента.

– Не думаю, – отрицательно покачал головой король фармацевтики.

– Кирилл Евгеньевич…

– Ждите, – сурово приказал тот.

Прошла минута, другая, и вдруг по лицу мужчины стала разливаться едва заметная краска. Порозовело лицо, дрогнули веки.

– Что? – потянулся вперед доктор. – Вы это видите?! Лена, Клара? – Он обращался к медсестрам.

Первая из них сказала:

– Ага.

Вторая перекрестилась и отступила.

– Оживает, – добавила первая.

И тут пациент открыл глаза. Он оглядел собравшихся вокруг него. Лиза подсела на край кровати и вытащила у больного изо рта трубку искусственного дыхания.

– Она ему больше не пригодится, – и взяла его за руку.

Только тут пациент встретился взглядом с Кириллом Евгеньевичем Панкратовым.

– Мне бы попить, – сухо проговорил он, и одна из медсестер тотчас принесла ему воды. Панкратов поднял ему голову, больной выпил половину жидкости и вернул стакан. – Папа, что случилось? Я плохо что помню. И кто эта женщина? – Он с восторгом смотрел на ту, что сейчас держала его руку в своей и словно делилась с ним своей несокрушимой силой.

Панкратов взглянул на Лизу, а та вовремя обернулась к нему, словно ожидала ответа. Так кто же она? По лицу Кирилла Евгеньевича уже текли слезы.

– Ангел, – тихо, срывающимся голосом проговорил он. – Перед тобой ангел, сынок…

2

Окно в летнюю ночь было открыто. Шевелился полупрозрачный тюль. Марина лежала рядом на правом боку, под простыней, открывавшей только ее плечи. Глаза девушки были печальны, губки капризно и немного по-детски надулись. Он перебирал пальчики ее левой руки. В этой молодой женщине все было прекрасно: все части тела, включая пальчики с колечками на мизинце и безымянном.

– Если скажешь «останься», я останусь, – сказала Марина. – Андрей, слышишь? Скажешь?

Он снисходительно поморщился:

– Давай начистоту: ты же не хочешь, чтобы я это говорил. Ты хочешь другого.

– Другого – чего?

– Сама знаешь. Ты хочешь учиться в этом самом индийском университете. Правда ведь?

Ее отец и мать уезжали в Индию на пять лет. В Дели. По контракту. И решительно настаивали, чтобы дочка поехала с ними. Конечно, Марина уже была взрослой и сама решала, как ей распорядиться жизнью. И все-таки родители есть родители. Отец уже и похлопотал за нее. Ей предложили место в Делийском институте искусств имени Рабиндраната Тагора, на факультете живописи. Марина была художницей, училась в вечерней художественной школе и, конечно, мечтала о таком продолжении творческой карьеры. Она уже говорила Крымову: поедем в Индию вместе. «Разумеется, поедем, – отвечал он, – буду подрабатывать рикшей. А после основной работы – мусорщиком. Говорят, в Индии мусора – завались». Марина обижалась на его неуместные в этом случае шутки. «Я серьезно, Андрей, – говорила она. – Все ведь можно устроить. Нет безвыходных ситуаций». «И я серьезно, – отвечал он. – Я сильный, сама знаешь. Могу и по три человека зараз возить. А сколько мусора соберу! Индия наконец-то вздохнет свободно». – И так далее в таком духе.