Книга Звездная карта царя Саула, страница 68 – Артур Гедеон

– У Растопчиных, – ответил Крымов.

– Мы найдем их, – кивнул старику Люгер.

– Так кто же вы, господа? – спросил его хозяин.

Неожиданно Добродумов сделал шаг вперед и упал на колени в желтую траву.

– Сироты мы, – хрипло и навзрыд проговорил он. Широко перекрестился. – Сиротинушки мы! Пожалейте! – И он зарыдал в голос. – Пожалейте сироток!

Опешил не только высокий старик со страшным лицом, но и Крымов, и Бестужева. Только Люгер остался равнодушен к мнимому душевнобольному.

– Что это за клоун? – спросил старик.

– Куражится он, – позади Крымова ответил за других крепыш в кепке. – Знает – подыхать скоро.

– Не торопись, Фома, – спокойно осек его старик. – Так кто вы? – Он указал пальцем на Крымова и на Добродумова.

Фома! Только сейчас Крымов понял, что лицо бандита ему знакомо. Это его брату три дня назад он сломал шею и выбросил из поезда на полном ходу. Туда ему и дорога.

– Я – Андрей Крымов, телохранитель госпожи Бестужевой, а это краевед Добродумов – мой товарищ, педагог истории и… просто алкоголик. – Страх в Егоре Кузьмиче был велик. Но это не помешало ему приподнять голову и, нахмурив одну бровь, гневно взглянуть на товарища, – Марию Бестужеву похитили Растопчины, отец и сын, и я знаю почему: они решили, что она сделала ксерокопию письма. Она и впрямь ее сделала – на память. Писали все таки предки, двести лет назад. Мария – историк. Как такое можно упустить? Одна из ксерокопий была отдана мне. И когда они увели ее прямо у меня из-под носа, мы решили с Егором Кузьмичом первыми добраться до вашего свитка и взять его, чтобы обменять на Марию. Это мы и сделали перед вашим появлением.

– Ксерокопия на память? – усмехнулся старик. – Что в корзине? Показывай, блаженный, – кивнул он Егору Кузьмичу.

Добродумов потянулся первым к своей ноше, осторожно отвернул край полотенца и дрожащей рукой вытащил початую бутыль самогона.

– Выпивка для сирот, – жалобно сказал он.

Затем вытащил вторую, еще не початую. За ней остатки пирогов и блинов.

– Хватит! – остановил его старик. – Как вы такое пьете? – с омерзением спросил он. – Свиньи.

Крымов почувствовал, сколько нужно было сил Егору Кузьмичу, чтобы промолчать. Ставки были высоки – три жизни! Его собственная в том числе.

– Это вы убили моего отца, – не сдержавшись, Мария Бестужева вдруг выступила вперед. У Крымова сердце зашлось от ее выпада. «Конец! Конец!» – подумал он. – Негодяи, какие же вы негодяи! Хладнокровные. Дьяволы…

– Да, мы такие, – невозмутимо ответил старик. – Поймите одно, Мария Федоровна, ваш отец не был простым человеком и не принадлежал ни своему государству, ни себе, ни тем более вам – дочери. Женщине, – с особой снисходительной интонацией в голосе уточнил он. – Каждый Бестужев по вашей линии, едва повзрослев, готов был столкнуться с нами и умереть. А мы – убить его. Или погибнуть – от рук его людей. Судьба решила так, что мы оказались сильнее – и ближе к цели. Ваш отец сам подставил шею под «лидийскую змею», – ядовито усмехнулся старик, – когда понял, что проиграл. Как и Вениамин Малышев, кстати. Можете не беспокоиться, агония была недолгой. Мы не садисты. Люгер знает свое дело.

Бестужева обожгла яростным взглядом белобрысого убийцу, но тот был невозмутим. Старик приблизился к Марии, и она отшатнулась.

– Обижаться на нас, Мария Федоровна, то же самое, что обижаться на грозу, которая убила дорогого вам человека. Жизнь таких людей, как ваш отец, и наша жизнь – вне законов. Любых законов! Федор Иванович не просто знал это, а отстаивал данную – мной только что изложенную – правоту! Поймите это и успокойтесь. – Он взглянул на телохранителя Бестужевой. – Вот что, господин Крымов, уберите труп с дороги, сбросьте его во-он в ту канаву, – указал он длинным и сухим пальцем. – И побыстрее. Люгер, проследи.