Онлайн книга «Хозяин Черного леса»
|
– И какие, интересно, у меня образы? – Футуристические, вот какие. – А-а! – Детектив плеснул себе еще коньяку. – Ясно… – Эка вас с графского коньяка-то понесло. Долгополов сделал фотографии, вернул и эту книгу на место, возвратился к столу. – Ну, куда пойдем дальше, Антон Антонович? – спросил Крымов, едва бокал его опустел. – Сами знаете куда, – допил свой коньяк и Долгополов. – В домашний кинотеатр этого упыря, Косматого! – На второй этаж для начала заглянем, – когда они прошли два марша, вспомнив об увиденном, сказал Крымов. – А что там? – Сейчас увидите. Они вошли в залу, увешанную масками и прочими изображениями Лешего. – Вот это пантеон! – восхитился Долгополов. – Да он чокнутый, этот Косматый! Свихнулся на своем кумире. Но какие экземпляры! Музеум, иначе и не скажешь! – Мне просто страшно, – озираясь, констатировал факт Прыгунов. Обходя комнату, Долгополов кивал: – Зато мы имеем полное представление об этой морде. – А теперь на третий, в синема, – сказал Крымов. Очень скоро они стояли на пороге телекомнаты с круговым экраном, в котором чернобородый развратник по фамилии Косматый, так соответствующей его внешнему облику, внимал Черному лесу. – Включайте, – повелел разгоряченный коньяком и событиями Антон Антонович Долгополов. – Вы тут уже были – вам и карты в руки! И вскоре комната вспыхнула ярким и живым изображением, светом, солнечными лучами, бликами, движением и полетом и наполнилась удивительным шумом природы – сотнями неповторимых голосов: ветра, птиц, созвучья насекомых, шелеста листьев. Целой симфонии! Крымова еще вчера удивила эта волшебная комната, нынче был приятно удивлен Антон Антонович, даже несмотря на то что повидал немало. Но краевед Василий Прыгунов – что творилось с ним?! Едва увидев и услышав, он отчаянно завертел головой, стало ясно, что ему тут безумно интересно все, каждый уголок, каждый образ, но самое главное – ему тут было многое знакомо! Ведь многие тропинки он исходил в этом лесу, а сколько увидел и запомнил, сколько перечувствовал! Оттого и пело сердце провинциального краеведа, ликовала душа, и весь его смущенный обстоятельствами замкнутой жизни темперамент теперь так и рвался наружу. Он забегал по этой комнате, тыча пальцем в летучие картинки, оглядываясь, ища то, пятое и десятое. – Идол, идол! – как щенок, у которого перед носом и жадной пастью крутят ломтем кровяной колбасы, буквально кричал он, когда на круговом экране появлялся выдолбленный в вековом дубу образ Лешего, а камера то приближалась, то отходила назад. – Избушка! Чертова избушка! Как же я ненавижу ее! А вот и вход в чащу! А вот и розы! Я же рассказывал вам! Вот они! – почти что шепотом, но горячим и обжигающим, вдруг выпалил он. – Такие розы я видел на плече у Ксении! Значит, они тоже оттуда! Смотрите, смотрите! Отмотайте назад, Андрей Петрович! Да! Вот они! Пять роз в листьях и шипах! Она их увидела во сне, нарисовала и сделала татуировку… Но тут они из чего? – Он даже остановился ненадолго. – А, коллеги? Какая-то дверца, что ли? Ограда? Что это?.. – Эти розы из бронзы, – деловито ответил Долгополов. – И вы правы: это дверца. Она была снята с фамильной усыпальницы графов Саблиных в 1825 году, тут, в этом самом поместье, – он ткнул пальцем вверх, – тогда еще принадлежавшему Симбирской губернии. Когда-то это были дверцы в семейный мавзолей, одну створку, вот эту, с розами, сняли, а вернее – сорвали, а вторую, с мечом и короной, – оставили. Кому-то сильно приглянулись эти розы в шипах и листьях, если их отволокли в самый центр Черного леса и смастерили из них дверь. |