Онлайн книга «Песики & Детектив»
|
Два старика копали на зависть слаженно. Пожелтевший тополь шумел над их головами. Остро пахло мокрой землей. Крымов смотрел и радовался. Любовался ими! Столько лет враждовали — и вот тебе, работают вместе. А там, глядишь, и дружба вернется. Землицу раскидали, затем все вместе поддели ящик, и Крымов вытащил его наружу. Перехватил у Плещеева лопату и стал ковырять осеннюю землю дальше. — Ага, — сказал он и вытащил из земли задубевший от времени кожаный сверток. — А вот и он… Ножом распорол пару ремней, перехвативших сверток, и стал освобождать искомый предмет… — Главный вопрос: куда делась самая серьезная улика? — работая, говорил Андрей. — Орудие убийства. Куда делся кольт «Миротворец»? Вот он, этот роковой пистолет!.. На газоне перед тремя мужчинами лежал убитый временем, проржавевший, с частично сгнившей рукоятью кольт 45-го калибра, прозванный американцами «Миротворец» за то, что он мог уладить любые конфликты — только взводи вовремя курок. — Митрофан не увидел его, потому что, скорее всего, кольт оказался под тушей пса, — рассуждал Крымов, — когда граф выронил его и схватился за обезображенную руку. От злосчастного кольта отец и сын должны были непременно избавиться — и как можно быстрее. Лучшего места, чем под ящиком с убитой собакой, найти было трудно. Вот вам и третий бесплатный экспонат для музея, Платон Платонович. Золотой фамильный крест Оводовых — раз, шкатулка из грецкого ореха — два и легендарный кольт Дикого Запада — три. Что скажете, господа краеведы? — Вы — молодчина, — кивнул Петр Семенович. — Хоть и наврали мне — прикинулись журналюгой. — Но дело того стоило, разве нет? — с улыбкой спросил детектив. Плещеев со всей искренностью покачал головой: — Мой коллега умаляет ваши таланты, Андрей Петрович. Вы — уникум. Пинкертон! Как же я рад, что вы переступили порог нашего музея. Это судьба… — А как я рад! — откликнулся Крымов. — И все-таки, Андрей Петрович, может, котеночка-то возьмете? — стоя над могилой пса, трогательно спросил Рыков. — Черного? Есть у меня такой. Марсик. — Я подумаю, — обнадеживающе вздохнул Крымов. — А ты, Платон? Возьмешь белую кошечку? Лёльку? От сердца оторву — для тебя. — У меня аллергия на кошек, Петруша. Забыл? — Конечно, забыл, сколько лет-то прошло, — откликнулся старик-гигант. И тотчас взъярился: — Да врешь ведь все, верно? Платон? Зубы мне заговариваешь?! …Крымов шел по ночной улице. Была глубокая ночь. Тяжелый осенний туман поднимался от мокрого асфальта. Тлели вдоль тротуара редкие фонари. Луна терялась в обрывках сизых облаков. И вдруг он остановился, увидев впереди знакомый силуэт. Там, в конце квартала, стоял крупный пес — мощная грудь, острые уши. Все, как и в первый раз, только теперь это было прощание. Арчибальд добился своего — он реабилитировал доброе имя хозяина. И тут случилось куда более пронзительное явление, отчего сердце у Крымова замерло. От темного массива деревьев отделился силуэт женщины. Изящный, в платье девятнадцатого века. Высокая прическа, грация в движениях… Он уже видел этот силуэт, хорошо знал его! На той самой картине, которая висела в комнате особняка Оводовых, превращенного в музей. Женщина с крестом в руках, с мятущейся душой, которая никак не могла поделить свое сердце между двумя мужчинами. Отцом и сыном. Оба, потеряв ее, несомненно, осиротели. На всю оставшуюся жизнь. |