Книга Блики смерти, страница 67 – Наталья Гриневич, Елена Фили, Галина Ярось, и др.

Запах горящей плоти. Нечеловеческая боль. И ровный голос: «Теперь не забудет».

Дина потеряла сознание.

Очнувшись, она поняла, что жива. Подняла руку к глазам: на воспаленной коже четко видна цифра 39. Тавро. Они ее заклеймили. Не очень суровая кара отцов за дочерей. Пошатываясь, она поднялась с песка. Осмотрелась. Ослепительная молния зигзагом прошлась по небу. И тотчас, выстрелом, ответил гром. Под толстыми плетями дождя она медленно побрела подальше от своей гильотины…

— Стоять! — настиг ее безумный женский вопль. — Стоять, тварь!

Они подлетели к ней с битами. Сопротивляться не было ни сил, ни желания. Она выполнила то, что было обещано двадцать лет назад. Убийцы получили свое сполна: она расквиталась с ними их же монетой. И она не боялась гореть в аду, потому что уже давно была там.

Боли Дина не чувствовала. Потому что все ее тело было сама боль.

Под ногами хрустели ветки. Молчание нарушил Максим:

— Я, кажется, выронил ключи от машины.

Мужчины неохотно повернули назад.

То, что они увидели, повергло в ступор: две фурии в нечеловеческом безумии уничтожали третью. Биты, словно топоры, методично взлетали и опускались на уже неподвижную жертву. Мужья бросились к женам.

— Почему вы ее защищаете? Она убила наших девочек! — хрипела, отбиваясь от Глеба, Мария.

— Слабаки! — прошептала Полина, пытаясь подняться с земли.

— Думаете, вы вправе карать? — Глеб в ярости отбросил в сторону биты. — Да посмотрите на себя! Она — ваше отражение!

Макс схватил Полину за плечи:

— Ты убила Альку! И не будет тебе прощения, — отбросив жену в сторону, он подошел к Дине. Пощупал пульс. — Жива…

— Бери ее и пойдем. А этих бог рассудит, — Глеб сплюнул на землю.

Дождь все еще не сдавался, будто стараясь очистить собой следы рук человеческих…

Не в силах закрыть за собой дверь квартиры, Дина стянула изорванную одежду. Прошла в ванную. Повернула кран и опустилась в горячую воду. По телу побежали красные змейки. Рана с клеймом 39 кровоточила. Но о ней она подумает завтра.

Если оно наступит.

1

Рут сидела в углу дивана, скрестив руки на груди и перекинув ногу на ногу. Глазами она, как кошка в часах-ходиках, следила за метаниями Арчи. Он нервно мерил шагами большую гостиную и, каждый раз, подходя к окну, поправлял край гардины.

— Сядь уже! — прикрикнула на него Рут. — У меня от твоего мельтешения в глазах рябит.

— Меня тошнит. Еще ничего не сделали, а меня уже тошнит.

Он тяжело опустился на диван рядом с любовницей, положил голову ей на плечо.

— Давай: глубокий вдох, задержка дыхания, медленный выдох. Ты сам говоришь, что от жизни с Хелен у тебя постоянно болит живот. Так и язву можно заработать. Верь мне, я же доктор, — она мягко улыбнулась, погладила его тонкие бесцветные волосы, — волноваться незачем. Мы все обсудили уже много раз. Действуй по плану и будет тебе наконец-то счастье.

— Ты мое счастье, — он потянулся губами к ее шее.

— Не сейчас. Соберись и сконцентрируйся.

Убийство Хелен было запланировано на сегодняшний вечер. Вернее, ее самоубийство.

Арчи давно разлюбил свою жену. Он знал наверняка, что не будет ни скучать по ней, ни сожалеть, но именно сегодня утром он проснулся с дурацкой мыслью: будет ли Хелен страшно? Будут ли у нее судороги? А вдруг она обмочится или того хуже? В памяти всплыло то страшное, глубоко упрятанное чувство ужаса. Он буквально ощутил, как холодеет затылок от того, что там, в углу его детской комнаты, за комодом прячется ЭТОТ. От страха мальчик писался. Мать всегда оставляла дверь его комнаты приоткрытой и свет в коридоре зажженным. А бабушка ругалась: нечего баловать! Женщины в легкой перебранке пытались выяснить, что дороже: вода и порошок для стирки простыней или свет одинокой лампочки.