Книга Откроется не каждому, страница 107 – Константин Харский

– Я не рада, – призналась Клара.

– В чём дело?

– Пап, дом нельзя продавать. Я не смогу тебе сейчас это объяснить. Ты просто мне не поверишь, – снова честно сказала Клара.

– Не поверю, конечно. Завтра вечером мы уже будем в Питере, и всё будет хорошо.

– Ну, хорошо. Пап, у тебя есть пара минут? Я про другое хочу спросить, – начала Клара.

– Давай, моя замечательная помощница.

– Помнишь день, когда ты познакомил маму с дедом?

– Ну да, конечно, а что? Деду мама сразу понравилась, – папа пытался понять, к чему клонит дочь.

– Да, он так и записал в дневнике. А ты дату помнишь?

– Дай подумать… Ты какого года? Девятого… Значит, это было начало апреля восьмого года. Отлично помню.

– Дед в своем дневнике пишет, что вы пили чай, замечательно беседовали… – Да, точно.

– А потом он нашёл в книге пять тысяч и подумал, что это ты ему подсунул эти деньги.

– А-ха-ха! Всё-таки раскусил мой план, хитрый старик!

– А как это было, ты помнишь?

– Ну, мы говорили про разное, потом про бизнес… Дед сказал, что к осени начнётся кризис, и как же хорошо, что я его тогда послушал. Иначе я бы обанкротился при дефолте 2008 года. Потом я похвалился ему, что у меня есть деньги. Дед всегда высокомерно к деньгам относился. И мама сказала: мол, положи деду в книгу пять тысяч; он так-то не возьмёт, а тут подумает, что это его деньги, – просто он сам их сунул когда-то в книгу и забыл. Я так и сделал.

– А в какую книгу мама тебе сказала положить деньги?

– «Отцы и дети» Тургенева, насколько я помню.

– А ты?

– Ха-ха! А я знал, что дед Тургенева не любит. Если бы я положил деньги в ту книгу, он их никогда бы не нашёл.

От приятного предчувствия у Клары быстрее заколотилось сердечко. Она встала и, взяв с собой телефон, прошла в кабинет. Интересно, какая книга у деда была любимой? И не нашёл ли он эти пять тысяч ещё пятнадцать лет назад?

– Я в Пушкина, кажется, засунул, – вспоминал тем временем папа. – Это полное собрание, императорское. Дед очень ценил его и часто перечитывал.

– Да, он так и написал в дневнике. А не помнишь, в какой том? – спросила Клара, потому что стояла сейчас перед книжным шкафом с классиками, и весь Пушкин стоял перед ней.

– Помню. Он томик с письмами больше других любил.

Клара сразу, буквально на взгляд, определила эту книгу: её хоть и читали аккуратно, но из-за частого обращения она действительно выглядела, как самая любимая. Клара достала томик с полки, не выпуская телефон из рук, и быстро пролистнула страницы. Аккуратно сложенная пополам пятитысячная купюра лежала почти в середине томика.

– Дед пишет, что купюра была свёрнута пополам, а он этого не любит, – неожиданно сказала Клара, глядя на сложенную купюру.

– Не-е, это он что-то перепутал. Да он бы от меня отрёкся! Я знаю его манию: купюры должны быть в порядке – развёрнуты и разглажены. Он наличные только в портмоне носил, чтобы они обязательно были ровными и развёрнутыми. Я ему однажды подарил зажим для купюр – так он, ни слова не сказав, выбросил его в помойное ведро. Поблагодарил, но всё равно выкинул. Поэтому я ему те пять тысяч точно развернутыми оставлял.

Клара удивилась, но времени размышлять над этим у неё сейчас не было. Она достала купюру из книги, разгладила её, вновь свернула пополам и положила в карман джинсов. И про себя добавила: «Спасибо, дедушка. Я потом её обязательно хорошенько расправлю».