Книга Кольцо царя, страница 65 – Надежда Салтанова

Нина поразилась, сколько, оказывается, здесь воинов. Она насчитала больше дюжины, а равдухов всего-то шестеро. И душно ей вдруг стало, тревожно.

Хозяин обратился к своим людям уважительно, попросил достать засапожники, у кого есть. Из толпы недовольных воинов вышел один, немолодой полноватый мужчина, обратился к хозяину:

– Ты, Даромир, зря своих людей позоришь. Объясни нам, при чем тут этот грек и зачем ему наши засапожники?

– С чего это ты, Первуша, мне перечить вздумал? – нахмурился Даромир. – Этот грек душегуба ищет. К нам пришел, потому как рядом с убитым нож нашли с костяной ручкой. А на ручке руны, что наш Велизар режет.

При этих словах мужчины зашумели, загомонили: «Среди своих искать не хотят, опять русы виноваты!» Одни угрожающе положили руки на оружие, другие и впрямь засапожники достали. Но Первуша поднял руку – шум стих.

– Что за нож у него? Пускай покажет и спросит чей. Мы врать не станем. Да и не ходит никто с нашего двора в Царьград один.

Даромир послушал согласный гул остальных русичей, обратился к Никону:

– Покажи нам нож, почтенный Никон. У нас на дворе ни воров, ни убийц нет – сам хозяин ножа пусть его и признает.

Никон не спеша снял с плеча кожаный короб, оглядел двор в поисках стола. Один из равдухов услужливо подхватил перевернутую бадью от двери, поставил перед сыщиком. Мужчины шагнули было поближе, но остановились, увидев, что равдухи позади Никона схватились за висящие на поясе короткие мечи.

Глянув на нож, Первуша потер подбородок и сказал:

– Мой это засапожник. Я его на пристани у Царьграда подарил одному человеку.

– Это за какие услуги ты нашими рунами раздариваешься? И отчего я об том не знаю? – в голосе Даромира рокотнула гроза.

Первуша поднял голову, вздохнул:

– Я твоему сыну, Ждану, дядькой уже без малого три лета. Приглядывал, учил всему, что сам знаю. А на днях оплошал. Наши купцы в Царьград пошли, так малец попросился с ними прокатиться. Они нас и взяли. А как причалили, пока я им подсобил да пока прощался – не уследил. Жданко на борт встал, да не удержался – в воду упал. А с соседнего корабля грек какой-то углядел, что малец в воде, и прыгнул за ним. Он твоего первенца спас. Я его за такое добро отблагодарить хотел. Денег он не взял, так я ему свой нож отдал. Сказал, что он меня охранял, так пусть теперь его хранит. Он поблагодарил, посмеялся, сказал, что его Христос и святые апостолы хранят. Но нож взял, сказал: на память о мальчишке. В сапог сунул. Лисияр не даст соврать – он тоже с купцами тогда в Царьград шел. И сам он потом с тем греком беседу вел. А я виноват и перед тобой, и перед сестрой.

– Это что же?! Ты сына моего едва не утопил, нож, благословленный богами, чужеземцу отдал, а я только сейчас об этом узнаю?! – загремел на него Даромир.

Первуша опустил голову:

– Ты суд вершишь, я виноват. Сына я твоего привез живым благодаря тому греку, но более дядькой ему быть не могу.

Даромир поднял глаза на мужчин, стоящих вокруг в молчании.

– Отведите его в поруб, где эта сидела, – он мотнул головой в сторону Нины. – Сами рассудим.

Мужчины переглядывались в недоумении, никто не двинулся с места. Из дома вылетела Всемила-Варвара, в слезах бухнулась на землю перед мужем:

– Не казни Первушу, он твоему сыну верно служил! Не виноват он, что в летах уже, а малец такой шустрый. Пощади моего брата, не казни за верную службу!