Книга 160 шагов до тебя, страница 55 – Соль Решетникоф

– Может, кто-то из посетителей? – я состроила озадаченную гримасу и принялась перебирать старые бумаги с заказами для поставщиков.

– Я не отлучаюсь, пока в зале кто-то был, – напряжено парировала Лея.

– Скажи, а Энцо сюда при тебе заходил? – я отложила бумаги, оперлась на кассовый аппарат.

– Так не было его эти дни, – ответила она так, будто бросала мне вызов.

Как не было, если я своими глазами его видела? Выходит, Энцо зашел сюда, когда Леи с Антонио здесь уже не было. Но на что ему понадобились деньги? Он ведь мог предупредить. Что у него случилось? Что-то с матерью? Я гнала от себя подозрения, вспоминая супружескую клятву: “…в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас”. Ведь она стала для меня девизом семейной жизни с тех пор, как мы поженились. Если мне понадобилась пауза, это не значит, что я отказала бы в помощи.

– Какая же я глупая! Совсем забыла! Вчера вечером позвонил молочник. И вот, их взяла я.

Из кухни до меня донесся запах подгоревшего молока, и я пошла на него, чувствуя на себе взгляд Леи. Даже не хочу знать, о чем она сейчас думает. В конце концов, актрисы из меня не вышло, как и защитницы собственного мужа.

Я посмотрела в окно. У дороги, соединяющей нашу кондитерскую с площадью Святого Франческо, я заметила все ту же девушку лет пятнадцати в цветастой юбке. Она пыталась согреть окоченевшие пальцы собственным дыханием и приплясывала от холода около жестяной банки для подаяний. Воспользовавшись случаем, что в кондитерской никого не было, я сделала кофе в бумажном стаканчике и пошла к выходу.

– Ты куда, Ассоль? – обернулась на меня Лея, которая расставляла по полкам желто-коричневые упаковки с глазированными каштанами.

– Пойду угощу ее горячим. Бедолага! – я кивнула на бродяжку.

– Ааа, смотри осторожно. Она ведь ненормальная. Давненько ее здесь не было видно… – Лея живо вытирала пыль с полок и ставила на них коробки.

– Так ты ее знаешь? – поинтересовалась я. Мне казалось странным напряжение Леи.

– Нет, просто не нравится она мне, – с напускным безразличием ответила Лея.

Я вышла из кондитерской и, ежась от холодного ветра, удерживала обеими руками горячий стакан, чтобы согреться. Когда я приблизилась к обладательнице цветастой юбки, та потрескавшимися губами жалобно замычала:

– М-м-м!

Уставилась, как завороженная на мой жемчужный кулон, который много лет назад отважно отвоевала у цыган моя подруга Энн.

– Я тебе сегодня уже подавала! – протянула я ей бумажный стакан с напитком, поглаживая другой рукой холодный жемчуг.

Но девушка брать стакан не захотела и более настойчиво повторила, протягивая руку:

– М-м-м!

Мой взгляд упал на ее синюшные пальцы, я поставила стакан рядом с металлической банкой у ног и, испытывая жалость к виду девушки, порылась в кармане, достала монету и нагнулась, чтобы бросить ее в жестянку, на дне которой лежало несколько евро.

Та изловчилась, схватила кулон, сдернула его вместе с цепочкой и, словно газель, рванула в сторону центра.

Я в ступоре смотрела по сторонам, не понимая, что делать и где теперь искать воровку своего семейного счастья, доставшегося мне в наследство от мамы.

По возвращении в кондитерскую меня ждало удивительное зрелище: Лея, обвив руками вдавленную в плечи шею Антонио, раскачивалась в такт песенке, которую мурлыкала. Она всячески пыталась вовлечь мужа в свой танец, но муж, напоминавший исхудавшего за зиму медведя, не поддавался и недоуменно бубнил: