Онлайн книга «Меч Тамерлана»
|
«Весточками» дядя Рауль называл письма, которые приходили ему от Мирославы: они обменивались посланиями через шкатулку темного дерева, ту самую. Он клал письмо внутрь, из нее же через пару дней получал ответ – исписанный плотным почерком лист. Мама считала, что так понятнее для него: «Чем меньше волшбы, тем лучше». С ней самой мама говорила напрямую – появлялась по утрам, с зарей, когда миры почти соприкасались. Приходила, усаживалась на край кровати, гладила по голове. Кате нравилось, что мама о ней беспокоится, – она снова чувствовала себя любимой здесь, вдали от родителей. – Может, вернешься домой? – как-то обреченно спрашивала мама почти каждый раз. Катя упрямо качала головой; мама тайком вздыхала – не то с горечью, не то с облегчением. Но Катя не хотела снова дворцовых тайн, снова терпеть отчуждение и чувствовать свою ненужность. – Здесь я знаю, кто я, – объясняла снова и снова. – Так не пройдя пути, не узнаешь, чего ты стоишь. Нельзя же вечно прятаться. После таких слов Катя уходила в глухую оборону; мама еще раз вздыхала и медленно таяла вместе с рассветом. И вот сейчас, видимо, в ход пошла тяжелая артиллерия – Рауль Моисеевич, которому Катя просто не может отказать – слишком долго объяснять причины, проще согласиться. О чем мама решила попросить в этот раз? Катя насупилась: – И чего она хотела? Рауль Моисеевич откашлялся, вздохнул: – Попросила переговорить с тобой, чтобы ты выслушала отца. Там у них что-то важное к тебе. – Ну естественно, – Катя возмущенно закатила глаза. Разговоров с отцом все эти годы Катя старательно избегала. – Слушай, Катерина, я не знаю, что там у вас произошло, никогда не спрашивал и не вдавался в подробности, кто я, в самом деле, тебе такой… – Снова приступ тяжелого кашля. – Но именно это обстоятельство позволяет мне смотреть на твои отношения с родителями со стороны. А со стороны это все выглядит ребячеством… – Дядя Рауль… – Ребячеством! – он повысил голос и снова закашлялся. – Которое можно простить девочке-подростку, но никак не стоит прощать взрослой девушке, какой ты, собственно, уже давно являешься… Катя простонала: – Ну вы же не знаете ничего. Как вы можете так говорить?! – Могу. Потому что я старый и больной. И жизнь повидал. И знаю, что семья и ее целостность – главное достояние в жизни человека. Нет этого достояния, и всё – нет человека. – Так уж и нет… – Нет… Я помню тебя в тот день, когда заболела твоя мама. Ты была семейным ребенком, если понимаешь, о чем я говорю. – Он снова замолчал. Катя услышала, как он выпил воды, перевел дыхание. – Хотел я это с тобой обсудить, когда увидимся, чтобы глаза твои видеть. Но не судьба, так скажу… При словах «не судьба» Катю полоснуло будто раскаленным докрасна ножом: как там сестра, Недоля, успокоилась ли или так и бродит по коридору времен? – Что значит «не судьба»? – встрепенулась девушка. – Вы что-то от меня скрываете? Рауль Моисеевич отмахнулся: – Да ничего не скрываю, к слову пришлось… – Он продолжал: – Ты пойми, наша сила – в корнях. В семье, значит. Даже если отец в чем-то не прав был, поговорить с ним стоит, выслушать. Понять… Нельзя всю жизнь вспоминать прошлые обиды. Понимаешь? Катя кивнула: – Понимаю. – А если так, то пообещай отца выслушать. Да не в штыки все принимать, а с мыслью, что вы – родные. Невзирая на прошлое. Обещаешь? |