Книга Меч Тамерлана, страница 65 – Евгения Кретова

Он понял: именно в тот момент умерло то неведомое, что между ними возникло. Или не возникло, но проникало в его сны запахами полевых трав, степного солнца и плеска воды в Темзе. Этот цвет напоминал Антону цвет Катиных глаз.

Он пытался жить дальше. Как мог и умел. Пытался наладить отношения с родителями, иногда ему даже удавалось не навлечь гнев отца при встрече. Он пытался жить без нее, с ворохом воспоминаний, которые ложились косыми тенями в памяти.

Сообщение и просьба ей помочь будто резанули по старой ране.

Он смотрел на шкатулку, переминался с ноги на ногу и кусал губы. Пальцы играли ключами – мерное позвякивание смешивалось с грохотом моющейся в кухне посуды.

Оставить все как есть, сказать, что не нашел шкатулку? Или сделать вид, что не понял сообщения Рауля Моисеевича?

«И струсить, как тогда», – сам себя пристыдил.

Вздохнув, взял шкатулку с комода и приоткрыл крышку: внутри лежал неразборчиво исписанный тетрадный лист, изрядно потрепанный по углам и потертый на сгибах. Развернув записку, Антон пробежал ее глазами.

Бред. Он этим точно здесь заниматься не будет.

Сунув записку в карман и схватив шкатулку, торопливо попрощался с дочерью Рауля Моисеевича. Сел в машину. Сердце колотилось, будто перед прыжком с тарзанки. Шкатулка лежала рядом с ним на пассажирском сиденье, он поглядывал на нее с опаской. Казалось, по неприметным рисункам-черточкам на поверхности то и дело пробегали синеватые электрические блики, словно отсветы далекого пламени.

– Бред, – повторил он, убирая шкатулку в бардачок.

Повторно открыл ее уже дома, перечитал записку. Аккуратным, почти ученическим почерком в ней был написан заговор: у Антона вспотел лоб от напряжения, пока он с трудом разбирал знакомые буквы, которые укладывались в незнакомые слова.

– … До седого камня, поверну ключом, оберну-поверну три раза, три раза, в три силушки… – пробормотал он вслух.

Пол под ногами завибрировал, мелкая пыль поднялась над бетонной кладкой, замерла, будто в невесомости, и на глазах Антона стала сворачиваться в тугую спираль, уплотняясь. Антон наблюдал, приоткрыв от удивления рот, и невольно воровато оглянулся, когда пустота в его квартире отозвалась шелестом чужих голосов и россыпью искр, волной пронесшихся по поверхности ожившей пыли.

– Черт, – он скомкал лист бумаги и отбросил его в сторону, словно отравленный. Шумно выдохнул.

Пыльная взвесь тут же осела на пол, шаги и посторонние звуки стихли так же внезапно, как появились.

– Чертовщина какая-то, – Антон вытер со лба липкий холодный пот, убрал волосы с лица. – Не может быть…

Он поднял с пола бумагу, расправил, осмотрел записку: обычный лист, вырван из середины простой школьной тетради в клетку. На каждой стороне – отдельный заговор. На первой странице подписано: «На Белеса». Антон начал читать и снова почувствовал что-то странное, будто сквозняк. Оглянулся на окно – закрыто на задвижку. Откуда холодок? Ворвавшись в комнату, он будто растаял, стоило Антону только прервать чтение: не то померещилось, не то и вправду что было.

Любопытство толкало его действовать. Подспудная мысль, что в его руках наконец оказался ключ к потерянным воспоминаниям, загоралась все отчетливее, все ярче освещая желание добраться до истины.

Антон решительно перевернул страницу, прочитал: «Для догляду».