Книга Посланники Нибиру, страница 40 – Евгения Кретова

Теон вспылил. Резко поднявшись, он прошелся по кабинету от стены до стены. Движения его стали резкими и злыми. Он был раздражен. Духов усмехнулся.

– Ты знаешь, что я одиночка по жизни, – резко обернувшись к нему, заговорил Теон. Он раскачивался на каблуках, от этого напоминал разъяренную, готовую к атаке кобру. Взгляд метал молнии. – Мой отец не слишком обрадовался моему выбору профессии и практически прекратил со мной связь. Сестра… состоит в весьма непростой организации, чем реже ее видишь, тем спокойнее спишь. У меня нет никого дороже Греты и Семаль! Неужели этого не достаточно?

Духову было жаль расстраивать друга. Но он был медиком, при том – медиком военным, работавшим в полевых условиях, весьма далеких от комфорта. Делать больно он не любил, но понимал неизбежность и необходимость боли – если болит, значит, ты жив. Вот и сейчас, с сожалением качнув головой, он напомнил:

– Ты верно сказал, ты – одиночка. И это стало причиной, почему Грета не показывала тебе Семаль, разве нет? Ты одиночка, – повторил он с большим нажимом. – И Грета все это время сама воспитывала дочь, потому что не могла на тебя положиться. Неужели ты этого не понимаешь?

– Но ведь сейчас… – Лицо Теона покрылось испариной. – Сейчас Семаль со мной.

– А Грета хранит для нее возможность обратной дороги. Оберегает шанс вернуться домой, к прежней, понятной для девочки жизни. Когда та узнает тебя достаточно, чтобы быть готовой сделать выбор.

Теон отвернулся. Пройдя еще несколько шагов по комнате, он опустился в кресло напротив землянина.

– Ты думаешь… Грета никогда не вернется ко мне? Я имею в виду… вы это обсуждали с ней? Или сказанное тобой – пустые догадки? – он посмотрел в упор.

Духов понял, что он хотел услышать. Снова качнул головой.

– Нет, тебя мы не обсуждали, если ты об этом. Я говорю о том, что вижу. Есть одинокий холостяк, который болтается по галактике и ведет жизнь затворника. Есть женщина, которая его когда-то любила. И есть их общая повзрослевшая дочь. Их отношения с матерью предполагают определенный уровень доверия, поэтому женщина позволила дочери самостоятельно принять решение – общаться с отцом или нет, как часто общаться и в каком контексте. Никакой семьи я не вижу. И твоих попыток ее создать, к слову, тоже… Запереть девочку на «Тольде» – не лучшая твоя идея.

Последнюю фразу он сказал после непродолжительной паузы, чтобы она прозвучала не так удручающе грустно и болезненно.

– Но я их люблю. И Грету, и Семаль.

Признание далось легко. Оказывается, оно давно жило в его душе. Чтобы вырваться наружу, ему потребовался незначительный толчок. Им стали слова друга-землянина.

Анатолий улыбнулся:

– Вот об этом тебе и стоит дать сигнал им обеим.

– Что, прямо так и сказать?

Духов закатил глаза:

– Боже мой, какой ты, в сущности, чурбан!.. Нет, конечно, разговоров не достаточно. Они должны понять, что дороги тебе, что они – твоя семья и ты больше не одиночка, понимаешь? Не достаточно говорить, в делах любви нужны поступки.

– Поступки, – повторил Теон. – Я боюсь, Анатолий. Ты можешь назвать меня сумасшедшим, но Филин все еще на свободе. Я готов руку себе отгрызть, лишь бы Грета и Семаль не оказались в его руках. И если мне для этого нужно будет запереть их на всю жизнь, настроить против себя, я сделаю это.