Книга Сезон охоты на кротов, страница 37 – Евгения Кретова

— В каком смысле?

— В смысле характера, привычек… — он решил, что можно начать с характера и привычек убитого, а там дальше раскрутить свидетеля на какие-то еще подробности, обычно это работало.

— Ах, вот вы о чем… Обычный, — заместитель Юрьева пожал плечами. — Работал много, иногда позволял себе расслабиться. Женщин любил. Деньги уважал. За собой следил, но без фанатизма. Не любил напрягаться, знаете ли.

А пока Сосновский рассказывал, Обухов приглядывался к нему, чтобы понять, на сколько ему можно доверять, на сколько он может быть полезен следствию. Миллион мелочей, выработанный годами: изогнутая бровь, отведенный некстати взгляд, карандаш в руках, изменившийся тембр голоса.

Вот и сейчас, брошенная замом Юрьева фраза, зацепила следователя. Юрьев был не в лучшей спортивной форме, это Обухов прекрасно помнил, осматривая тело. «Пивной» животик, кожа рыхлая, отеки… Его зам изрядно приукрашал память о своем шефе. Зачем? Обухов не стал озвучивать свои сомнения.

— Хорошо, — кивнул, сделав отметку в блокноте. — У него была возлюбленная в последнее время?

Сосновский мрачно посмотрел на следователя:

— У Кости всегда были возлюбленные, чаще — не одна. Подробности я не знаю, всегда старался держаться от этого подальше… — Он брезгливо повел плечом. Движение не ускользнуло от внимательного взгляда Обухова. — Посмотрите в сотовом, кому он звонил, кто ему звонил, там наверняка все это есть.

— Непременно. Но мне нужно ваше мнение. — Обухов откашлялся. — Что вы можете сказать о личных контактах вашего начальника?

Сосновский помолчал. Чтобы чем-то занять паузу, он не торопясь придвинул к себе чайник, налил в чашку густой и ароматный чай — Обухов уловил нотки бергамота и лайма, легко растянувшиеся по кабинету.

— Если вы думаете, что его могли убить из-за женщины, то это вряд ли. — Сосновский сделал небольшой глоток чая. Он пил аристократически аккуратно, чуть отставив мизинец и едва касаясь губами края фарфоровой чашки. — Связи у него были. И много. Но ничего серьезного, понимаете? Константин Игоревич уклонялся от любых сложных отношений, привязанностей. Расставался легко, мог даже подкинуть девушке денег или что-то подарить. Ну, чтобы на него не держали зла и обид.

— Берег карму? — Обухов не удержался — саркастически хмыкнул: в последнее время что ни миллионер в Москве, то мистик или экзорцист.

Сосновский посмотрел с осуждением:

— Вот вы напрасно так, господин следователь. Ваша ирония выдает в вас человека… ограниченного в средствах.

Сосновский отвел взгляд, явно уже сожалея, что затронул столь щекотливую тему.

Обухов откинулся на спинку кресла:

— Вот это новость!

Сосновский вздохнул, поставил чашку на стол и сложил пальцы «домиком», уставившись на следователя отечески-снисходительно:

— В вашей иронии — голос стяжательства, вам кажется невдомек, что занятой человек, каким был Константин Игоревич, больше дорожит временем и нервами, чем деньгами. Ему было проще заплатить и не знать проблем, чем тратить силы на бесконечные препирательства… Так принято в наших кругах. Девушка говорила — ты мне должен. Он кивал и узнавал сумму.

— А если сумма оказывалась больше разумных пределов?

Сосновский небрежно пожал плечами:

— Думаю, Константин Игоревич платил столько, сколько считал разумным. Это на него больше похоже.