Книга Крик горностая, страница 113 – Евгения Кретова

— И Анна должна была потребовать от Тиграна объяснений?

— Ну, как минимум, — он посмеивался. — А уж я бы постарался, чтобы и отец об этой истории узнал… Тогда с братцем было бы покончено.

Александров помолчал. Чем больше подробностей он узнавал, тем отчетливее становилось гадостливое чувство, разраставшееся в груди.

— А чем же вам брат-то не угодил?

Глаза Карена потемнели, лицо превратилось в ледяную маску.

— Он всегда был лучшим в глазах отца, матери. Они в нем души не чаяли. Ему были открыты все двери, все возможности. Первенец. Умница. Отличник. А я рос запасным… Отец и назначил-то меня главой семейного бизнеса, чтобы проучить Тиграна, когда они поссорились. Воспользовался мной. Отец лишил его наследства, отлучил от управления бизнесом… И отдал его мне. Я все эти годы вел его, все годы… ночами не спал, мотался по командировкам, что-то улучшал, ремонтировал, договаривался. Но это все воспринималось, как должное. Ни «молодец», ни «спасибо, Карен»… Зато стоило Тиграну столы переставить, сразу восторг. «И как мы раньше до этого не додумались, как свежо!»… — Он помолчал. — А в последнее время отец все отчетливее оттеснял меня. Я понял — он хочет вернуть все, как было. Отдать все ему… Ему! — он с ненавистью посмотрел на следователя. — Чтобы дать ему власть, чтобы он измывался надо мной, упиваясь! Всеобщий любимец Тигран! Талантище! Креативщик! — Карен кричал все громче. — А я опять в запас… Нет уж.

Он опустил голову, ссутулился и стал как будто меньше…

— Я не хотел никого убивать, — пробормотал он. — Тот парень у подъезда, он случайно оказался на пути. Я торопился и с силой распахнул дверь. Она его сбила и… он неудачно растянулся на ступеньках.

Макс собрал документы, фотографии, убрал в папку «Дело».

— Боюсь, это уже будет решать суд.

Анна лежала в больничной палате и изучала потолок. Капельница мерно капала, холодом проникая в вену. Холод тянулся по руке, будто разбавляя закипающую кровь.

— Вам ничего не угрожает, — подытожил сказанное следователь и закрыл папку с документами.

— Почему он это сделал? — прошептала Анна.

Александров вздохнул.

— Он говорит, что надеялся стать незаменимым для вас.

— Он и так был…

— Видимо, он имел ввиду нечто иное.

Анна сглотнула едкий комок. Веки, сомкнувшись, выдавили из глаз два скудных ручейка слез — горячая влага потекла по вискам и попала в ушные раковины. Стало щекотно и неловко. Повернув голову, Анна плечом вытерла слезы. Шмыгнула носом.

— Его выпустили?

— Да.

Она помолчала.

— Такое странное ощущение, — прошептала она, наконец. — Я думала, что смерть Ильи стала для меня поворотной точкой, перевернула все с ног на голову, разрушила надежды, будущее. А оказывается, это было самое простое, что можно было пережить. Как мне теперь общаться с Машей? Ее мужем? — Анна посмотрела на Макса. — Как звать на семейные праздники, они ведь все равно — родные для Регины, для Зинаиды Аркадьевны…

— Я не знаю, Анна, — отозвался Макс. Он вспомнил свою историю, когда родня наворотила таких дел, что он едва разгреб^[1]. — Я знаю только то, что наши самые близкие умудряются сделать больнее всего. Но они все равно остаются самыми близкими, понимаете?

— Пока нет, — женщина вздохнула.

— Это пройдет. Первая горечь уляжется, обида утихнет, вы сможете посмотреть на ситуацию под иным углом. Найдете внутренний компромисс и станете на него опираться. Это неизбежно.