Книга Продавец времени, страница 23 – Евгения Кретова

В тот момент когда в дом вернулся аптекарь, наклонилась и слизала остатки каши и отвернулась, облизнув когтистые пальцы.

Малюта деловито суетился у стены, накрывая на стол – поставил бадью с водой, ложку, придвинул к центру стола небольшую пузатую крынку с маслом, глубокую тарелку. Достал с верхней полки сладкие сухари и пряности – Лесьяр любил их, всегда сам добавлял по вкусу.

– Здравия, хозяин, как спалось? – Малюта положил на угол стола чистое хрусткое полотенце и отодвинулся, продемонстрировав юноше, что успел все приготовить, хоть и непозволительно долго разоспался.

Аптекарь пересек комнату, снял с полки высокую мутную бутыль. Слил в нее то, что успел собрать за эти минуты во дворе.

– Как младенец спал, – отозвался рассеянно.

Малюта усмехнулся:

– Хм, видать неспокойный ты был младенец, матушка с тобой, небось, намыкалась… Я думал, не засну от скрипа, так ты на полатях вертелся.

Он прислонился к стене, скрестил руки на груди.

Лесьяр сурово взглянул на него, направился к столу:

– Надо к реке идти, на дальний промысел, надобно много росных вод… Много больше. А тут их ветром сдувает.

Малюта деловито приосанился – за росными водами к дальнему ручью обычно ходил он. И «много вод» требовалось перед ярмаркой, когда хозяин заготавливал много элексиров да снадобий на продажу: какие-то продавал порошками, а какие – мазями, отварами да настойками. Малюта любил ярмарку – малютку-домового всяк любил пряником сладким одарить, чтобы товар аптекаря заполучить со скидкой, да только Малюта хорошо помнил, кто его от беды спас, кто за ним в огонь полез да из огня-то и вытащил. От того служил Лесьяру верой и правдой. А у́шлых покупателей, желавших обманом получить лишка́, с удовольствием объегоривал: скупой да жадный плати двойную цену.

– Схожу, чего б не сходить…

– Сейчас отправляйся, – велел Лесьяр, завершая завтрак. – На закате, до первых песен, живицу соберешь, спрячешь в коробе, чтобы ночью не напитались. Дам тебе соли погорской, чтобы все ладно получилось.

– А росу? – Малюта слушал внимательно, кивал, а сам собирался в дорогу – в заплечный мешок складывала краюху хлеба, воду в деревянной фляге, яблоко. Пока Лесьяр договорил, он уже натягивал на босые ступни сапоги. Тулуп и шапка лежали рядом с ним.

Аптекарь развернулся к нему, сел поперек лавки. Внимательный взгляд следил за сборами, как деловито и обстоятельно. Но вместе с тем споро и ловко, собирается домовой в путь, как послушно и беспрекословно все исполняет.

– А росу во фляги соберешь, да смотри, не торопись – дождись первого луча солнца, да как подзолотит ее, так и сбирай, понял ли?

Малюта кивнул, улыбнулся широко:

– Да чай не в перво́й!

– Не в первой, – отозвался юноша, успев поймать беглый, и будто бы извиняющийся взгляд, который домовой бросил плененной маре. Та виду не подала, как сидела в клетке, так и сидела, не двигаясь.

Малюта взял в руки кафтан, переминаясь с ноги на ногу, посмотрел на хозяина.

– Я… это… того…

Лесьяр поднял на него вопросительный взгляд, но молчал – ждал. Домовой вздохнул, склонился к уху юноши:

– Можно я ее водой напою? – и незаметно кивнул в сторону мары. – А то ведь ты … не станешь.

У Лесьяра потемнел взгляд, стал пронизывающе-колким и холодным, домовой поежился под ним, но глаз не отвел.

– Не стану, это ты верно сказал. И тебе не велю.