Книга Не лучшее время для убийства, страница 18 – Юлия Евдокимова

– Меня потому и допустили «к телу», что перепутали, должна была подойти какая-то другая дама, иначе я бы Ханберри не увидела.

– Пойдем, посмотрим, как работает новая звезда, Арнальдо Феретти. Мне сказали, что его студия в следующем зале. – Галина вынула из сумочки листовку с рекламой и ткнула пальцем в фото кудрявого художника.

– Может, не надо? Что-то я наелась этим искусством.

– Зря ты так, сегодня картины можно купить недорого, а потом они значительно вырастут в цене. И в этом парне определенно что-то есть!

Последний зал оказался зимним садом. Свет проникал сюда через стеклянную стену и в зале даже без искусственного освещения было очень светло. Стена выходила во двор, зал «спрятался» в самом конце галереи и не нарушал общего архитектурного облика старинного здания.

– Брунеллески бы удавился, узнав, что они тут пристроили, – шепнула Саша, а Галина цыкнула на нее, кивнув на середину зала.

За мольбертом сидел молодой человек лет тридцати, кудрявый, бледный, словно никогда не был на солнце. В его лице было что-то женское, полные губы, длинные ресницы, аккуратный носик. Но глаза казались странными, очень светлыми, смотрящими в никуда, словно он не видел холста, а проникал взглядом сквозь него. Художник не замечал посетителей, но не потому, что был поглощен работой, казалось, что он находится в непроницаемом коконе отделяющим его от внешнего мира.

На картине изображен тосканский пейзаж, холмы, разбросанные на них домики. Черные тучи несли с собой шторм и грозу. Вдали над холмами шел дождь, его струи прорезали легкий туман.

В картине определенно была энергетика, такой пейзаж приобрела бы даже Саша.

Художник писал ветки олеандра на переднем плане. Галина стояла чуть в стороне, а Саша почти ткнулась носом в плечо молодого человека, зачарованно наблюдая, как на ее глазах появляются цветы.

– Потрясающе! – Не удержалась девушка.

Молодой человек повернул голову, словно впервые заметив присутствие человека рядом с ним, и снова уставился в холст.

– Тебе нравится, – спросил художник странным, глухим голосом, без малейшей эмоциональной окраски. Разговаривая, он не отрывал глаз от мольберта и продолжал работать. Саше показалось, что он пишет в каком-то трансе.

– Очень нравится!

– Я не должен давать тебе картину.

– Конечно, не должен, я не просила. Я просто любуюсь.

– Ей тоже понравилось. Я отдал. А он рассердился, и сказал, чтобы я так больше не делал.

– Кому?

– Пишущей женщине.

– Какой пишущей женщине?

– Сказала, что ей нравится картина. Я ей отдал. Он рассердился.

– Все нормально, я не хочу, чтобы он сердился, я понимаю. Скажи, пишущая женщина… она что пишет?

– Книги.

– Она отдала обратно картину? А кто рассердился, Дуглас Ханберри?

Художник откинулся на стуле и молча смотрел на холст. Потом выдавил несколько красок, смешал и стал наносить мелкими мазками. Он словно забыл о присутствии Саши.

Писателей на свете много. Но предположим, что это была Иволгина, она как раз приходила поговорить с Дугласом. Парень действительно подарил ей картину? А Дуглас рассердился? И если все так, то где картина сейчас, в доме Иволгиной никаких картин не было.

– Смотри, как великолепно написано! – Галина отвлекла Сашу от ее мыслей, показав на полотно на стене. На картине расцвел прекрасный сад с мраморными скульптурами, пышными розами. Одна из статуй изображала пухлого амурчика, направившего стрелу в спины парочки, уходящей по аллее. Если в картине с грозой была тревожность, нагнетаемая природой – черными тучами, ожиданием шторма, то здесь тревожность создавал злобный взгляд толстенького стрелка, а оглянувшаяся пара смотрела с испугом. Здесь не было любви, просто охотник прицелился, чтобы поразить стрелой своих жертв. –