Книга Мю Цефея. Шторм и штиль, страница 32 – Александра Сергеевна Давыдова, Юлия Сергеевна Ткачёва, Ольга Цветкова, и др.

— Саша, последняя волна. Я знаю, ты сильнее Катаклизма. Скоро все закончится.

Женя принялся суетиться, поставил стол, стул, хотел закрыть дверь, чтобы забаррикадировать ее, но двери не было.

— Угомонись, — попросила его Саша устало. — Хватит. Ты не понимаешь? Весь мир, все, что мы знали и любили, — уже по ту сторону. Все обледенело. И я изнутри как ледяная. Нам с тобой больно и холодно только потому, что мы все еще пытаемся согреться.

— Ты садись за стол, ставь свою свечу. — Женя говорил отрывисто, оглядываясь в коридор. Там уже звякал фарфор. — Я задержу их. Ты просто сиди тут со свечой и думай. Думай о хорошем. Я верю в тебя.

— Хватит, я говорю тебе! — Саша поставила свечу на стол и шагнула к порогу. — Я не хочу! Нет смысла! Все обледенело, так какая разница? У меня не осталось никакой радости. Мы должны просто войти в холод, и все. И тогда все будет хорошо. Мы больше не будем мерзнуть, и бояться, и мучиться, и выжимать себя ради капли радости, словно половую тряпку…

— Я понял, не вырывайся. — Женя удержал ее. — Ты говоришь, что нет смысла. Нет разницы. А я верю именно в разницу. Я не хочу видеть черную карту. Я рад белому пятнышку. Пока есть последние капельки жизни, пока мы дышим и сердце бьется, есть тепло и есть радость. Найти трудно, но можно. Хочешь узнать, что будет, если отказаться от этого? Смотри. На моем примере. Но тебе это не понравится.

Он встал на пороге, спиной к Саше, обернулся, посмотрел на нее и сказал:

— Я знаю, что скоро все закончится и на всей планете наступит весна. Тебе надо еще немножко продержаться. Найти еще немножко хорошего в том, что осталось в твоей душе. Садись, думай, ищи. Смотри на свечу. Это последний живой огонь в мире. И не бойся. Я не пущу их.

Женя храбро посмотрел вперед и тут же обледенел. Из-за его плеча Саша увидела белые руки, мутные глаза замороженных людей, но не испугалась. Им не войти.

Она села за стол, сняла с руки браслет, положив его так, чтобы видеть одновременно индикатор и свечу. В коридоре трещали стены, за окном дробились льдины. Белые руки беспомощно шарили по ледяному Жене. А Саша смотрела на свечу, повторяя: «Живой огонь». А потом и вовсе лишь «живой», потому что очень замерзли губы, ими трудно было шевелить. Красный индикатор медленно уменьшался, из полоски он стал лишь щелочкой. Саша подумала, что все кончено, и подняла глаза на Евгения.

Сначала ей показалось, что просто блик пробежал по его затылку, по заключенным в лед волосам. Но пламя свечи уменьшилось, а движение повторилось. С волос пропала ледяная корка, их шевелил легкий сквозняк из окна. И свеча тоже задрожала на этом сквозняке. Саша защитила ее рукой и повторила: «Живой», глядя на Женю.

Тучи, что сгустились над замком, вели себя как ленивые плакальщицы на нищих похоронах, столь же скупо отмеряя каждую каплю, проливающуюся на землю. В бойницах и переходах гулял ветер, то заунывно рыдая, то постукивая болтающимися ставнями, словно гробовщик, торопливо забивающий последние гвозди. В тон ему вторил гнусавый рожок, хрип которого проникал, казалось, во все залы и комнаты старого замка.

Выйдя во двор, барон раздраженно покосился на темнеющее небо, сплюнул, проклиная звездочета, уверявшего, что дождя не будет до конца седмицы. Сбросить бы его со стены на поживу тварям, когда те пойдут на приступ. Проку от него никакого, разве что следит за книгами да корпит днями и ночами над бумагами.