
Онлайн книга «Мю Цефея. Переломный момент»
Так он это запомнил. * * * У Сара уши были вытянутыми, с мясистыми мочками, в каждой болталось по отшлифованном до блеска кубику, посаженному на изогнутую длинную дужку. В правом кубик был медным, в левом — золотым. Или позолоченным. Зоран не спрашивал. На эти уши он насмотрелся, пока Сар возился с его новой рукой, настраивая и подгоняя. На уши и ещё на шишковатую бритую макушку и на затылок в рельефных шрамах — как будто под кожу зашили прямоугольную пластину с неглубокой вмятиной в центре. У вмятины были неровные края с мягкими изгибами. У Сара не только волос не было, но и бровей, зато от середины лба к кончику носа шла тонкая прерывистая линия татуировки. Точка-точка-тире. А может и ноль-ноль-один. Наверняка, ноль-ноль-один, это подходило ему больше. Зоран смотрел то на макушку, то на линию, то на длинные ловкие пальцы с дополнительными суставами, и рассеянно думал: Сар столько в себе наисправлял — или считал, что исправляет — но самое главное так и осталось… ущербным. Мог ли Сар как-то излечить или компенсировать собственное увечье так же, как теперь приделывал товарищу конечность взамен утраченной? Если бы не обезболивающее, Зоран бы не стал об этом думать. И стыдно, и нечего лезть не в своё дело. Зоран и узнал-то об этом случайно… кажется. Он не мог вспомнить, когда и как. Иногда вместо Сара он видел Дору; её круглое лицо будто наплывало сверху, поднималось над ним, как солнце над горизонтом; проходя через ореол волос, белый «больничный» свет становился рыжим. Серые глаза были спокойными и внимательными, и он мысленно отмечал: наверное, всё в порядке. В последний раз её губы дрогнули, изгибаясь, через секунду до него донёсся голос, слова не совпадали с артикуляцией. Это его так удивило, что он даже прослушал, о чём шла речь. Только услышал ответ Сара: «Сутки на адаптацию. Потом переводите в рабочий режим». И ещё, с хорошо различимой насмешкой: «Теперь, Зоран, ты вроде тоже „скорбный брат“, приходи на причастие, порадуй сородичей». В рабочий режим его перевели через два дня, да и то пока на полсмены. Утром он приходил к дежурному врачу, тот осматривал предплечье, проверял моторику. Зоран чувствовал, что руки отличаются, правая едва заметно, чуть-чуть опережала левую, слушалась лучше и ощущала, кажется, всё… точнее. Это была неприятная мысль: искусственное превосходило настоящее. Так что он убеждал себя, что это просто иллюзия. Они с Саром столкнулись на четвёртый день на пороге комнаты собраний. Это мрачноватое помещение с серыми шершавыми стенами, испещрёнными кратерами, трещинами и «морями», теоретически было общим, но на практике им чаще пользовались «скорбные братья». Поэтому и длинный стол, похожий на ложку для мороженого, и цилиндры стульев были всё время опущены, образуя на полу подобие узора: «скорбные» проводили свои собрания на ногах, то вскидывая руки к потолку и хором бормоча фразы на несуществующих языках, то перемещаясь в тихом и унылом танце. Это была единственная странная вещь, которую они себе позволяли, каждый день помня, что в городе они на птичьих правах. И всегда как будто немного стеснялись, не говорили о своих собраниях, даже не упоминали, только отводили глаза. Зоран не очень понимал их бесполезный мистицизм. Но «скорбные» никому этим не мешали, так что никто не мешал им. |