Книга Мю Цефея. Только для взрослых, страница 82 – Александра Давыдова, Ринат Газизов, Яков Будницкий, и др.

Рейн, я люблю тебя больше всего на свете. Помни это всегда, что бы ни случилось. Что бы ты ни узнал…

Мэй потерлась бедром о его бедро, Джун прильнула с другого бока. Рейн обнял обеих, пробежал пальцами по ткани платьев. Такие теплые и близкие. Их темные глаза в свете прожекторов блестели отполированными ониксами.

Вспышка, вспышка, вспышка.

Мягкие осторожные губы коснулись его губ. Чьи они? Мэй или Джун? Язык дразняще скользнул по кромке зубов, и вот уже другие губы. Точно такие же, но пахли — ирисками. Мэй.

Сладко, горячо и хотелось больше.

Иногда я подхожу к зеркалу, убираю от лица волосы и говорю с отражением, представляя, что это ты. Нет, не звони мне.

Они как-то оказались в квартире, и Мэй обнимала Джун, пока Рейн стаскивал с себя футболку и джинсы. А может, Джун обнимала Мэй. Он перестал различать, когда они перестали говорить, и их запахи смешались. Вдвоем близняшки уже были чем-то цельным, завершенным. Но, когда они втянули Рейна в круг, он не почувствовал себя лишним.

Теснота квартирки обрела новую ценность: шаг, объятие, шаг, два языка у него во рту, шаг — и они уже на кровати.

Почему за мечту нужно платить одиночеством?

Рейн целовал ключицы и шею одной, наверное Джун, одновременно задирая подол платья Мэй. Когда его пальцы скользнули по трусикам и подцепили невесомое кружево, она выгнулась, раздвинула колени. Джун тут же толкнула его подбородок, заставляя поднять лицо, поцеловала, чуть прикусывая губы. Рейн, прости меня… Его едва хватало на двоих — требовательных, жадных и жаждущих. Он входил в одну, ощущая руки и губы другой, потом они менялись. Бесстыдный вскрик Мэй, тихий стон — Джун.

Не за что-то, просто так. Можешь? Сквозь неплотно сомкнутые жалюзи ночные огни заглядывали в комнату, полосуя кровать и стены красным, оранжевым, желтым. Они лишь слегка разгоняли темноту, а Рейн все равно видел ослепительное сияние — вокруг, внутри, в Мэй и в Джун. Они отдавали себя щедро и с удовольствием. А он брал и возвращал им свет. Здесь братья и сестры становятся совсем другими. Что стало бы с нами?

У Мэй — кажется, Мэй — на внутренней стороне бедра была татуировка с леденцом на палочке. Засыпая, Рейн накрыл ее ладонью. Джун, если он их опять не спутал, тесно прижалась к бедру и груди близняшки, сплелась с ней ногами. Вчера я решила вернуться домой, даже вещи собрала, но осталась.

Вопреки ожиданиям, утром Рейн не ощутил и капельки стыда. И ни капельки обязательств. Всё честно и просто. Проснувшиеся одновременно с ним близняшки лишь подтвердили это непринужденной болтовней. Одна ночь для него в подарок и не больше.

Теперь он понимал, что имела в виду Лилли, говоря о дистанциях и других границах близости. Наверное, он ощущал что-то такое и раньше, глядя на кубы, но то было шоу, а произошедшее вчера — жизнь. И тут он вспомнил, что еще — жизнь. Деньги, работа… Отложенное до утра решение для Дины. Остаточная эйфория искристым порошком осыпалась на простынь, и даже веселый щебет Мэй не смог вернуть ему присутствие духа.

— Эй, Беленький, отходнячки? Или мы где сплоховали?

— Нет, вы отличные. — Он все же постарался тепло им улыбнуться. — Просто сегодня нужно согласиться или отказаться от работы, и оба решения паршивые. Дешевый разврат на сцене, или прощай, деньги, а с ними и эта ваша квартирка.