Книга Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства, страница 150 – Александра Давыдова, Виталий Винтер, Алекс Шварцман, и др.

— Ты здесь чужой вообще-то, — говорит Кристина (или пиво в ней), ни к кому особо не обращаясь. — Мы со школы дружим, этот пляж — только для нас, и субботние посиделки тоже. Тебя здесь вообще быть не должно. Знаешь?

— Знаю.

Голос у Терри спокойный, даже довольный. Он ловит обращенную к нему улыбку Ланы и улыбается в ответ, показывая кулак с большим пальцем.

— Тогда что ты здесь делаешь? — спрашивает Кристина.

Терри смотрит ей в глаза — кажется, второй раз за день. Две бездонные пропасти пустой и темной души накрывают сознание, лишая какого-либо желания сопротивляться.

— Просто смирись, — просит Терри со вздохом. — Я не отниму у тебя друзей, но и не уйду. Просто смирись.

Кристине хочется сказать «друзья ни при чем», ей хочется сказать «ты мне просто не нравишься». Но тогда придется объяснять, почему. А она не уверена, что сама знает ответ.

***

Осень кажется бескрайней. Вспыхивает, как пожар, и бесконечно тлеет. Октябрь — а на деревьях листья, ноябрь — а кругом слякоть и никаких заморозков. В небе будто прохудился водопровод, и ремонтников не завезли.

К дню рождения Паскаля все немного простыли, устали и обратились в пессимизм. Даже Ник, который обычно щенок большой добродушной собаки, что-то вяло ворчит, раскладывая в коридоре зонт.

Джордж (наконец-то!) притаскивает на всеобщее обозрение свою девушку, с которой вообще-то уже год как, и дело близится к свадьбе.

— А это Терри, наш старый друг, — представляет ей шнурка Джордж.

Кристина пытается найти внутри огонек протеста. Но осень высосала из нее все силы, и если там что-то и тлеет в глубине, то вяло и несерьезно.

— Лет сто знакомы, — беззубо ворчит она, ловит ухмылку Терри и прячет взгляд.

У Ланы — горящие глаза, новый парень на буксире и «с ним надо дружить». Кристина оценивает угрозу дивану, хлюпает простывшим носом и предпочитает спрятаться на кухне.

На подоконнике: восемь, девять, десять кленовых листьев и три — дубовых. Во дворе: пятнадцать, шестнадцать, семнадцать машин и еще семь гаражей. В палисаднике…

— Ты дрожишь, — одеяло ложится на плечи, поверх него — огромные ладони. — И скучаешь наверняка.

— Там шумно, — жалуется Кристина, — здесь холодно.

— Сейчас, — говорит Терри, — согреемся, я притащил шампанское.

Сзади, под нетерпеливое «да где ж они» хлопают дверцы шкафов. На подоконнике появляются бокалы, которые тут же наполняются шипящим пенным янтарем.

— Мои любимые, — улыбается Кристина, протягивая пальцы к тонкой хрустальной ножке.

— Знаю, — кивает Терри. И зачем-то добавляет. — Паскаль говорил.

***

Кристина фиксирует: Терри гармонично смотрится в ее квартире. Курящим в окно, отнимающим у нее кружки, чтобы наполнить их чаем. Застилающим диван на ночь.

— Уйди, пьянь, — Кристина получает щелчок по носу, когда лезет обниматься.

— Но ты теплый, а мне холодно, — возмущается она и тянет руки, как маленький ребенок — «дайдайдай».

…Он ужасно ворочается во сне, и от этого странно спокойно и хочется улыбаться. Он варит вкусный кофе, он смотрит телек, сидя на полу, и никак иначе. Когда Лана приходит подыхать на любимый диван, можно запросто сказать, что диван уже занят.

Его друг (оказывается, у него есть собственный друг!), Поль, смотрит на Кристину, поджав губы, и спрашивает скептически:

— Опять? — но лезет знакомиться и даже что-то шутит, пока они выгуливают его в наконец-то заснеженном парке.