
Онлайн книга «Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства»
«Я сплю? — удивлённо подумала Ленка. — Или я…» Она невольно осеклась, настолько ужасная мысль ей пришла в голову. Cлава и врач тем временем подошли к связанной старушке. Слава робко и выжидательно посмотрел на врача, который, довольно улыбаясь, обратился к старушке: — Как поживаем, Анастасия Терентьевна? Старушка с трудом повернула голову и попыталась что-то сказать, но получилось у неё только бессвязное мычание. Врач картинно всплеснул руками и радостно откликнулся: — Хорошо пожи-и-и-ва-а-аем, не буяним и не бегаем, режи-и-им соблюд-а-а-а-ем. Слава в прострации смотрел на пациентку, вид у него был обескураженный и потерянный. — Вы не беспокойтесь, Вячеслав Борисович, — деловито сказал врач. — Лечение идёт по плану. У вашей мамы всё хорошо, но иногда она пугается и может нанести себе вред, и тогда мы её привязываем. Ремни — удобные, широкие, фиксируют надёжно, но кожу не повреждают. Слава слегка поморщился и удивленно спросил врача: — Мама бегала? Золотая оправа сверкнула, и врач, бодро жестикулируя, радостно ответил: — Да, такое было несколько раз, она испугалась уколов. Иногда люди боятся уколов, ну это ничего-ничего… Врач довольно усмехнулся. — У нас ко всем пациентам есть подход. Жаль только, что у неё сердце не совсем в порядке, но в таком возрасте полностью здоровых людей уже нет, сами понимаете. Приходится лечить не только основной диагноз, но и сопутствующие болячки… — А почему тут так странно пахнет? — растерянно спросил Славик. — Это… кхм… — врач кинул взгляд на пациентку и быстро-быстро заговорил. — Понимаете, Вячеслав Борисович, некоторые лекарства дают побочный слабительный эффект, а бабушка порой не успевает дойти до туалета. Наши санитарки всегда хорошо убираются в палатах, сейчас поменяли бабушке одеяло, а простыню вот-вот должны сменить… Врач опять льстиво заулыбался. И Ленка поняла, что он врёт. Она присмотрелась к Славиной маме и увидела, что та лежит на грязной, покрытой коричневыми пятнами простыне. Никаких запахов Ленка не почувствовала, но то, что происходит с несчастной матерью Славы, она поняла: Анастасия Терентьевна была брошена на произвол врачей из психушки, старушка, обколотая, ничего не соображающая, привязанная к больничной койке… Она лежала сутками так, и никому не было дела ни до неё самой, ни, тем более, до её физиологических потребностей. Волна возмущения накрыла Ленку, и она яростно крикнула, что это безобразие, что даже если человек болен, даже если он психически болен, то нельзя к нему так относиться! Но крик её утонул в странной тишине, в пустоте… Всё замерло в палате, и даже, казалось, само время остановилось, и что-то невесомое, белое опять обступило Ленку, даря забвение и лёгкость… Ленка не запомнила, как она очутилась в лесу. Вот ещё миг назад она парила в причудливых белых облаках, и вдруг лес. Лес? Нет, это был всё-таки не лес… Посреди деревьев — хмурых высоких елей, могучих дубов и молодых клёнов, с которых ещё не облетела последняя пожухло-ржавая листва, стояли могильные плиты и башенки памятников. Между деревьев мелькнул чёрный, открытый гроб, и несколько человек, которые с лёгкостью несли его. Замыкал процессию Слава. Как только Ленка увидела его, она тут же, непонятно как, очутилась рядом. Её, как магнитом, притянуло к Славе и похоронной процессии. Она даже увидела, кто лежит в этом страшном гробу. Это была Анастасия Терентьевна, настолько исхудавшая и прозрачно-белая, что Ленка подумала, а человек ли это? Может ли человек стать таким? |