
Онлайн книга «Мю Цефея. Делу время / Потехе час»
Один из них был в грубой подпоясанной рубахе, доходившей ему до середины бедра, в руках он держал короткий меч, который ему, видимо, было невтерпеж пустить в дело. «Вероятно, римлянин», — решил про себя Франц. Другой — огромный негр в комбинезоне, всхлипывая, повторял одну и ту же фразу. Третий, в смешном костюмчике с фонариками на рукавах, метался между ними, заламывая руки. Именно он первым и заметил приближающегося Франца. — Наконец-то, ну наконец-то! — воскликнул он и бросился к детективу навстречу. — На меня положили невиданное бремя, разделите его. Я должен был стать здесь третейским судьей, но… Когда они приблизились к колбе, стекло опустилось вниз, давая взглянуть поближе на крошечную кристально прозрачную каплю, застывшую в воздухе между дном и крышкой. — Это антиматерия? Скажите, что моим многолетним поискам пришел конец! На это восклицание обернулись все. — Гамми, расскажи ему, — гнусаво, словно нос у него был заложен от долгого плача, попросил негр. — Иногда это называют и так, — не заставил себя упрашивать Гамми, — антиматерия. Но по-научному это продукт парадокса Достоевского — Чехова. Его окончательное разрешение грозит нарушением нашего хлипкого баланса. — И в чем заключается парадокс? — Франц пристально всматривался в крошечную капельку, пытаясь на глаз определить, чем она так примечательна. — Достоевский устами своего героя отвергал возможность идеального мира, построенного ценой чьих-либо страданий. Даже ценой единственной слезинки ребенка. Чехов же, в свою очередь, советовал описать героя, который выдавливает из себя раба по капле. Не вытравив рабства — не получишь человека. А теперь представьте, что выдавленная капля раба одновременно является слезинкой ребенка! И вот, она перед вами. Самоуравновешенный парадокс, бомба замедленного действия. И никто не знает, что будет, если разомкнуть контакт. Это либо окончательно стабилизирует систему, либо все полетит в тартарары. — Да ничего не будет. Говорю вам авторитетно. Я выдавил тысячи капель из тысяч рабов-гладиаторов — и ничего, — вступил римлянин. — И чем они кончили, Спорти? — вклинился Гамми. — Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. — Убивают всегда с любовью, — негр-гигант зашелся в плаче. Франц наблюдал за происходящим с недоумением. «Неужели в этой капельке вся наша жизнь и смерть?» — Не найдется ли у вас сколопендрового молочка? — немного невпопад спросил детектив. — Может, хотите кофе? — едко спросил гладиатор и указал на негра, который, видимо, был его главным оппонентом. — Это моя фамилия, но пишется она по-другому, — возразил негр и потупил влажный взгляд. — Он не хочет согласиться со мной, — зло продолжал римлянин, — потому что сам вчерашний раб. На его глазах кровь лилась ведрами, а он жалеет мне эту чертову слезинку. Тем временем Гамми поднес Францу любимый напиток и вновь принялся расхаживать вокруг, заламывая руки. — Времени все меньше. Вы же наверняка посланы свыше, чтобы разрешить вопрос — быть нам или не быть… Гамми застыл на полуслове с открытым ртом. Спорщики тоже оставили перепалку — все смотрели на то, как детектив, привыкший к особому нехлюдовскому ингредиенту в коктейле, в задумчивости зачерпнул рюмкой слезинку и опрокинул в себя. Не успев осознать, что натворил, Франц взлетел и, проходя насквозь через бетон, почву и бесконечный космос, устремился к своей квартире. |