Книга Мю Цефея. Игры и Имена, страница 139 – Александра Давыдова, Дмитрий Орлов, Александра Хохлова, и др.

Растения вырвались из прозрачной клетки павильона, где обитала София. Пионы и сирень, шиповник и жасмин вились вокруг веранды. Хранитель почти ожидала услышать птичий щебет, но напомнила себе, что в небе давно нет птиц. Все животные жили в лабораториях. Человечество заботилось о лесах, но в остальном планета была пуста.

Консилиум врачей считал, что беременность проходит, как выразился глава Совета Хранителей, точно по учебнику. Они избегали называть будущего ребенка плодом или эмбрионом.

В серых глазах 5091513 отражалось утреннее солнце. Хранитель улыбнулась:

— «Мальчик» звучит лучше, к тому же 5091513 надо установить тесную связь с сыном.

Пару недель назад будущая мать впервые почувствовала шевеления ребенка.

«В старые времена такое назвали бы чудом, — вспомнила Хранитель, — она никогда не была близка с мужчиной, но скоро, как в старой легенде, она произведет на свет дитя».

Лицо 5091513 было безмятежно спокойным. «Они ни о чем не догадываются, — облегченно поняла София, — не стоит тянуть, надо сделать это сейчас, пока здесь только один Хранитель».

Мальчик слышал ее.

— И Макс меня слышит.

До Софии донесся ласковый голос:

— Слышу, конечно. Я жду вас, мои милые…

София не знала, как все сложится дальше. Она небрежно поднялась. Ветер развевал ее отросшие пряди.

— Ясно одно. Я знаю, где Макс. Мы навсегда останемся вместе и не покинем тебя, наш цветок.

Солнце переливалось в пурпурных лепестках пионов, в розовых гроздьях сирени. София подошла к серой стене, опоясывающей террасу.

— Там тоже есть цветы и есть садовники. Мы не одиноки в этом мире. Пусть свободные люди далеко, но мы с Максом и малышом доберемся до них, а за нами последуют другие. Наш мальчик первый, но в будущем тоже родятся такие дети.

Низко завыла сирена. Хранитель закричала:

— Тревога! Немедленно включите защитные поля, у нее помутился рассудок!

Раскинув руки, София закрыла глаза:

— Макс будет жить. Пока мы вместе, смерти нет.

Мальчик шепнул ей: «Не бойся, мамочка».

Оттолкнувшись от террасы, София птицей взлетела в небо.

1

Маленькие города среди пути как спасение. Они как благодать, когда долгое время за окном поезда только лес, трава и провода, прыгающие от столба к столбу, и тяжелые мысли и образы начинают одолевать так, что, кажется, нет избавления. И вдруг маленький город нарастает волной — сначала в стороны разбегаются деревья, сменяемые покосившимися заборами и выцветшими домиками. Затем начинается крепкий частный сектор — уверенно сидящие на своих местах, как свежие грибы, деревянные дома. Они еще постоят, но и их время и пространство уже невелики. Теперь, смотрите, гул и грохот (поезда здесь древние, еще на прежних стальных колесах) — это железнодорожный мост через мелкую речку, а дальше, на берегу, пятиэтажные невысотки, расставленные как коробки на складе супермаркета, — одна, две, три… Цивилизация. Рельсы разбегаются в стороны, ветвятся, путаются. Станция. И вот пакгаузы, вагоны, старые, похожие на акул, локомотивы и, наконец, вокзал — поезд замедляет ход. Проводник, молодая черноволосая девушка (слишком правильная и слишком милая, чтобы быть настоящим человеком), трогает Белова за плечо. Ваша станция, пассажир, пора выходить.

И Белов надевает пиджак и выходит.

Сколько ни старался, он не мог расстаться с образом Тани Щербинской. Сквозь него он смотрел на этот город на Краю, нарастающий за окном вагона. Город, каких прежде он никогда не видел наяву, похожий на набор забытых в углу детских игрушек. Оператор выцветшего такси-терминала разговаривала с ним голосом Тани. Сквозь окно архаичного электромобиля он смотрел на занавешенное тяжелыми тучами небо, как на его фоне Таня медленно снимала платье, обнажая плечи, и протягивала к Белову тонкие загорелые руки. «Белов, Белов…» — слышал он ее высокий голос в такт своим шагам, гулко раздающимся в грязном вытертом подъезде. Тане нравилось называть его по фамилии, а ему ее — по имени. Давно это было? Как вчера. А на самом деле? Почти десять лет.