Книга И смех, и грех, и… Два соседа, страница 16 – Ольга Дашкова

Их голоса, их слова – это как заклинание, и я сдаюсь, растворяясь в этом ощущении –

Макс во мне, Дэн позади, их руки, их дыхание, их стоны.

Они находят ритм, двигаются вместе, и я теряю себя, чувствуя, как мое тело полностью принадлежит им. Макс целует шею, его губы мягкие, но жадные, а Дэн кусает лопатки, оставляя следы, которые, я знаю, будут напоминать мне об этой ночи.

– Черт, Дэн, она сжимает меня так сильно, дьявол, – хрипит Макс, и его движения становятся резче. – Ты чувствуешь это? Она хочет нас, хочет нашей спермы.

– Да, брат, – отвечает Дэн, и его голос – как гром, он двигается быстрее, глубже. – Она наша, Макс. Наша голодная девочка и мы дадим ей все, что она захочет.

Я кричу, когда оргазм накатывает, как цунами, разрывая на части. Мое тело сжимает их, и я чувствую, как они кончают, их семя разливается внутри, наполняя, и я следую за ними, крича, пока мои легкие горят, пока мир не исчезает, оставляя только нас троих.

Мы падаем на кровать, тяжело дыша, тела сплетены, потные, горячие. Мое сердце колотится, но теперь это не страх – это жизнь, это любовь, это то, чего я так долго лишала себя.

Макс целует мою шею, мягко, почти нежно, шепча:

– Ты невероятная, Алинка. Черт, я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Дэн притягивает меня к себе, его рука ложится на мою грудь, и он молчит, но его дыхание на моей коже говорит больше, чем слова.

Я лежу между ними, чувствуя их тепло, их сердцебиение, и понимаю, что Козловка, этот чертов захолустный рай, подарила мне не только убежище, но и их.

Я не знаю, что будет завтра, но сейчас я хочу только одного – чтобы эта ночь длилась вечно, чтобы их руки, их губы, их слова остались со мной навсегда.

Макс

Прошла неделя, а я до сих пор не могу поверить, что мы с Дэном застряли в этой чертовой Козловке, и, что еще удивительнее, я не хочу отсюда уезжать.

Дом Алины стал нашим убежищем, нашим маленьким раем, где пахнет ватрушками, ее парфюмом и чем-то таким родным, что я начинаю забывать, каково это – жить в бегах.

Дед Аркадий, конечно, ворчит, как старый трактор, каждый раз, когда видит нас у Алины. «Балбесы, опять к ней прилипли, как мухи к меду!» – бурчит он, но я только подмигиваю ему, а он машет рукой и уходит, бормоча про молодежь и «бабские чары».

Он прав, старый хрыч. Алина – это чары, от которых я не хочу избавляться.

Таскаю дрова в ее баню, пот стекает по спине, но я не жалуюсь. Это дает мне повод быть рядом, наблюдать за девушкой. Сегодня она на веранде, снимает очередное видео для своего телеграм-канала.

На ней легкий сарафан, который обтягивает ее аппетитные формы так, что я еле сдерживаюсь, чтобы не бросить дрова и не прижать ее к перилам. Она учит подписчиков делать штрудель, ее руки ловко месят тесто, а голос – как теплый мед, льется плавно, с той дерзкой ноткой, которая заставляет меня ухмыляться.

Она посыпает стол мукой, поправляет светлый локон, и я вижу, как ее грудь чуть колышется под тканью. Дьявол, эта женщина – ходячий соблазн, и я уже мысленно представляю, как сдираю с нее этот сарафан и…

Дэн сидит в стороне, на старом стуле, и я ловлю его взгляд. Он тоже смотрит на Алину, но в его глазах не только желание – там напряжение, которое я знаю слишком хорошо.

Его пальцы нервно стучат телефоном по ноге, и я понимаю, что дело не только в том, как Алина наклоняется, чтобы показать камере идеально раскатанное тесто. Что-то гложет его, и я знаю, что это связано с нашей «прошлой жизнью».