Книга Измена, или Открытый брак, страница 68 – Анна Томченко

Через пару минут я зашла на кухню и застыла в ступоре.

Стол был накрыт на двоих. Стояло вино в ведерке уже с водой. На низких подсвечниках были свечи. Уже затушенные. Сервировка. Я прошлась глазами по залу и увидела на чайном столике коробку. Подошла и сняла крышку. В мягкой полупрозрачной бумаге лежал комплект белья и тонкий, из одних кружев, халат. Золотой браслет с цветами из камней я нашла рядом в узкой коробочке.

Сердце противно сжалось.

Альберт ждал меня к ужину.

И не дождался.

Я зачем-то зашла в главную гардеробную и не споткнулась о вещи, которые я собирала мужу на днях.

Их не было.

Как и не было его зубной щетки в ванной.

Его ноута. Его вещей.

Ничего не было в квартире его.

Я прижалась спиной к стене и почему-то сползла по ней на пол. Уткнулась лбом в колени.

Я добилась своего.

Он ушел.

— Люблю, — шептала я однажды сухими обветренными губами. Шептала и задыхалась чистым пламенем, которое в меня вложил Альберт. Он это сделал своими прикосновениями, когда его горячие пальцы поднимались от коленей к бёдрам и задевали то, что никто из других мужчин никогда не тронет.

— Так сильно люблю, что задыхаюсь, — продолжала шептать я в, то время как пальцы мужа, горячие словно раскалённые угли рисовали на мне узоры, больно стискивали, казалось, что кожа лопнет от таких прикосновений. Но мне было все равно. Я слишком была пьяна им. Слишком беспечна в своем желании быть рядом. И падала в ослепительный свет, в кромешную бездну, в огненное пламя, чтобы растворяться там и все равно любить его одного.

А потом вдруг оказалась сидящей на полу пустой квартиры с солеными жгучими бороздами слез на щеках.

Мне казалось уходить он будет не так. Не так совсем. А с криками, безобразно, ужасно, возможно я бы что-то разбила. Возможно он бы дернул штору, сорвав карниз. И мы бы кричали так сильно, что саднило горло и звенели стекла.

Но он просто ушел, оставив мне все.

Он даже не оставил напоминания о себе, чтобы я могла его ненавидеть.

— Ты меня разлюбишь когда нибудь… — в одну из тех ночей, когда мы были друг другу ближе чем вообще возможно, когда мы проникали друг другу под кожу, отпечатываясь изнутри словами любви, сказал мне Альберт. Он проводил своими горячими пальцами мне по лицу, задевал губы, которые я почему-то тут же облизывала, трогал беззастенчиво ресницы, чтобы я прикрыла глаза и спрятала в них остатки боли от его слов.

— Почему? — сквозь стянутое спазмом горло спрашивала я и старалась дотронуться до мужа, чтобы под закрытыми веками рисовать его силует. Щетина колючая и кончики пальцев словно обжигались. Губа горячие, с трещинками. Кожа чуточку грубая и обветренная.

— Потому что не существует абсолютной любви… — признался Альберт, проводя пальцами мне по щеке и спускаясь как кистью ниже, обрисовывая ключицу и впадая в ложбинку между ними, дотрагиваясь воспаленной поцелуями кожи сосков.

— Но у нас она точно есть… — через выдох и сладкое тягучее томление заметила я, а Альберт тогда ничего не ответил.

Потому что уже тогда он разлюбил меня.

А я просто этого не поняла.

У меня осталась выжженная душа, пепел цветов любви, которые были пропечатаны на моем теле им. У меня осталось так немного. Затушенные свечи и не открытое вино в бутылке.

Я повалилась на бок и стиснув зубы запретила себе плакать, поэтому меня простреливали короткие спазмы. Грудь поднималась и опускалась будто бы я очень сильно хотела орать от боли, но сдерживалась.