Книга Верните ведьму, или Шахматы со Смертью, страница 20 – Анна Томченко

— Что нам дальше делать, Грегори? Что делать? — он не выдерживает и поднимает Элис на руки. Шагает к своему креслу и садится, аккуратно усаживая свою Лис к себе на колени.

— А что ты хочешь?

Этот вопрос настолько резко вырывает из непроглядной тьмы, из кандалов, в которые они сами себя заковали, что Алисия отвлекается от мужской рубашки и поднимает заплаканные глаза на Грегори. Чтобы просто сказать одно слово:

— Тебя.

Его поцелуи долгожданные, как первая весенняя гроза. Он невесомо касается своими губами ее губ и Элис задыхается от боли, от счастья, от самой возможности. Ее пальцы цепляют воротник его рубашки, они трясутся, но держат крепло, и Элис боится отпустить, потому что это страх, что Грегори отдалится.

Она пробует его на вкус, словно в первый раз. Его щетина колет губы, его ладони гладят по спине, его дыхание — вересковый мёд и аромат левкоя. Он проводит пальцами ей по подбородку, словно запоминая, но на самом деле он тоже вне себя от возможности делать это без угрызений совести.

Губы к губам. Нежные, требовательные, с послевкусием бренди, и Элис прикусывает их чтобы понять, что это не сон, а Грегори на самом деле ее целует. Прямо сейчас. В библиотеке городского дома, с разбитой посудой на полу, с больными мыслями, с надеждами.

Алисия не может надышаться, она все крепче прижимается к Грегори. В груди клокочет непонятный комок из чувств, где смешался страх, радость, нежность, зачерствевшая обида, паника, страсть, которая не горячий огонь, а более мягкая, греющая. И Грегори безжалостно медлителен в своих робких касаниях, будто бы сам ещё не верит, что можно вот так, закрывшись от мира целовать свою Лис в стенах библиотеки, упиваться ароматом яблонего цвета и миндаля. И понимать — теперь точно все будет: Рождение года в аромате хвои и фарнийских апельсинов, ее смех, который воскресит поместье, пробудит его ото сна, ее робкие прикосновения, сдержанные и мягкие губы, на которые теперь не осядет пепел тьмы.

Грегори держал в руках Элис и не мог прийти в себя. Он почти не соображал что несёт, но, видимо что-то стоящее, раз его не погнали, а вцепились сильнее, сели на колени, а потом и вовсе пустили в спальню. И он онемевшими пальцами помогал расшнуровывать платье, которое пропиталось чаем, чтобы через пару минут Алисия вышла из ванной в лёгком домашнем наряде цвета фиалок. Села в кресло возле камина, который Грегори разжег, потому что на улице метель снова и окна сквозили.

Он смотрел на Элис и не мог отвести взгляд. Наверно это правильно, когда глядишь на любимого человека — наглядеться не можешь. И Грегори собирал эти осколки памяти, чтобы закрыть их на замок в своём сердце.

— Мне было страшно, понимаешь? — Алисия перебирала пряди своих кудрявых волос у виска и неотрывно смотрела за тем, как Грегори опускался возле ее ног, садился на ковёр и клал голову ей на колени. Потому что так было правильно. Он слишком долго скучал и почти забыл их вечера в библиотеке поместья. И невесомые пальцы теперь касались его волос, чтобы задевать шею. — И… Грегори, ты же ее постоянно слышишь. Как ты живешь с постоянным голосом Смерти?

Видимо что-то очень сильно отвлекало Грегори, что он с трудом смог вспомнить, о чем они говорили. Наверно это просто яблоневый цвет и вкус миндаля на кончике языка заставляли забывать, что этот вечер предназначен для разговоров.