Книга Изменить нельзя простить, страница 18 – Анна Томченко

Я хотела поделиться своей болью. 

Рассказать всему миру, как мне плохо, как меня предали и то, что я все ещё живая, просто сломанная. Старая ненужная кукла с вывернутыми ногами и руками. 

Я хотела всего этого. 

Ляля щебетала в нужных тональностях, и обычно ее вот эта наивная, местами детская, непосредственность меня умиляла и грела. Я словно купалась в чистом море рядом с подругой, но сейчас мне с каждым сказанным словом становилось все хуже. 

В голове что-то сильно пульсировало. 

Я незаметно приложила два пальца к виску. Боль чуточку утихла и пошла на спад. Но спустя несколько минут вернулась с двойной силой, и я, уже не таясь, сжала ладонями виски. 

Перед глазами расплывались разноцветные круги, и сквозь них я не видела, что кровь пошла носом. Но это прекрасно заметила Ляля. 

— Ева, это ненормально, — теперь в ее голосе был страх. Он отравлял ее собственный тёплый свет и превращал моря в болота. От этого становилось печально. Почти до слез. 

И умей я плакать, я бы расплакалась. 

Но у меня не получалось. Глаза горели, в горле клокотало. Я действительно хотела, чтобы слёзы смыли боль. 

— Ева, вставай, поехали в травму. Ты меня пугаешь. Ты постоянно трёшь виски. 

— Не надо, — сквозь полотенце и вязкий туман в голове отказалась я. Просто сжала пальцы Ляли в своей ладони. 

— Не упирайся, иначе я… я…

Звонок в дверь заставил нас обоих вздрогнуть. Ляля встала и медленно прошла в коридор. Я слышала, как щёлкнул замок. Тихий разговор. Вернулась подруга с хмурым лицом. 

— Это к тебе…

Я неуклюже встала и отбросила полотенце от носа. Облизала палец и протерла над верхней губой. А выйдя в коридор, только и могла вскинуть в удивлении бровь. 

— Привет. Мы поговорим? — тихо прозвучало от двери.

Глава 11 

Соня моя двоюродная сестра. 

Моя мама ушла рано из-за онкологии. Папа воспитывал меня один, но с помощью бабушки. Я часто бывала у неё в гостях, и на море она меня возила. Но мама была не единственным ребёнком, поэтому София, тоже внучка, все время находилась поблизости. 

Мы друг другу не нравились. Помню, бабушка купила мне куклу, которая поёт и ходит по столу, причём, когда стол кончался, кукла разворачивалась и шла дальше. Соня, на год младше меня, завидев игрушку, устроила истерику, и бабушка постановила, что кукла будет жить у неё, а я и Соня сможем в неё играть, когда будем приезжать в гости. 

Казалось бы, кукольная вражда должна была поставить крест на сестринской любви, но время шло, куклы сменились юбками, платьями, косметикой, и оказалось, что Соня не нытик, а нормальная девчонка, которая и посмеяться может, и свои серёжки одолжить на дискотеку. 

С каждым годом та самоходная кукла уплывала по реке памяти, что впадала в Стикс, а наша дружба крепла. Соня делила со мной все невзгоды. Один раз мы были у бабушки на даче, и я влюбилась в соседского мальчика, который приезжал редко и почти никогда не хотел кататься с нами на велосипедах. Как я убивалась, что он взял телефон и ни разу не позвонил, а Сонечка утешала, что не этот, так другой позвонит. 

Или вот на школьном выпускном… В то время я жуть до чего была своенравная и гордая. Меня поставили танцевать последний вальс, но в пару мне достался тихий скромный мальчик, который никак не мог до меня донести, что я не танцую, а марширую. К концу репетиций до меня это дошло без его замечаний, но я ж гордая была, поэтому не могла подойти и спросить, где именно я ошибалась. Зато вечером я кричала Соньке в телефон, что я вообще как курица и у меня ни грации, ни таланта. Соня, бросив все свои дела, прибежала ко мне, и всю ночь мы учили бальные квадраты.