Книга Развод. Без права на прощение, страница 46 – Анна Томченко

Я пожала плечами и посмотрела в окно. Летний день после дождя снова был залит солнечным светом и нагревал пропитанную влагой землю. Мы доехали до дома, и Герман демонстративно открыл мне дверь. Я в тон ему так же демонстративно вылезла из машины и молча пошла по тропинке к дому. Муж нагнал меня у дверей и своими ключами открыл дом. Я зашла и, сбросив балетки, пошла на второй этаж. Муж следовал за мной и, достигнув порога спальни, не выдержал.

— Ты все это время знала! — обличающе сказал он. — Знала и готовилась! Словно партизан ты строила за моей спиной планы! Ты ребенка моего увезла!

— А надо было оставить его здесь, чтобы он видел как невменяемый папаша с неконтролируемым либидо телок стал домой таскать? — спросила я, проходя в ванную.

— Я никого не таскал! — зарычал у порога Герман.

— А про отпуск мне послышалось? — спросила я ехидно, включая воду за стеклянной стеной душевой.

— Я просто ляпнул не подумав! — признался Герман.

— Ну, а я подумала и решила, что такой отец ему не нужен, — я специально показывала самые отвратительные черты своего характера, чтобы Герман не обольщался и понимал, что будет его ждать, если он начнёт затягивать развод.

— Да так посмотреть тебе вообще много чего не нужно! — вспылил Герман и от размаха его рук дверь ударилась о стену. — Тебе даже ребёнок не нужен! Ты решила избавиться от моего ребенка. На аборт захотела!

Я прикусила губы и, прикрыв глаза, решилась.

У меня была всего единственная возможность сломать ход событий.

Поэтому я, обернувшись к мужу, облизала губы и, глядя в тёмный, просто отливающий глубиной бездны, взгляд, уточнила тихо:

— От твоего ли ребёнка, родной?

Это была чистой воды импровизация и провокация. Я застыла возле стенки душевой кабины и всмотрелась в лицо Германа, на котором играли желваки. Стиснутые губы стянулись в полоску. А руки сами собой сжались в кулаки.

Если бы муж сейчас шваркнул дверью и вылетел из дома, я бы была ему благодарна. Пусть и дальше едет со своей Настей развлекаться. Пусть хоть что с ней делает, главное нас с Мироном оставит в покое.

Если бы Герман сейчас начал меня обвинять с пеной у рта, я бы смолчала, я бы вытерпела, потому что это означало, что он мне поверил. Он купился.

Если бы Герман сейчас молча вышел и разбил что-то где-то в доме, я бы закрыла на это глаза и тихо бы вышла в гараж, села в свою теперь побитую машину и уехала к сыну.

Но Герман!

Вот просто сразу понятно — дерьмовый человек.

Герман заржал!

— Господи, Кристин… — привалился он плечом к двери. — Серьезно впервые слышу такую смешную шутку.

Я стояла и глотала злые жгучие слёзы. Просто понимала, что все, Герман вынес приговор. Он будет теперь делать все возможное, чтобы затянуть процесс. Он будет шантажировать меня уже двумя детьми. Он не даст сделать аборт, хотя я никогда и не рассматривала эту ситуацию как реальную, просто надеялась, что вдруг все как-то само разрешиться. Он будет давить на меня уже двумя детьми.

И мать тоже.

Она всю плешь проест тем, что куда я одна с двумя детьми. И так Герману надо в ноги кланяться, что взял меня в жены, а уж с двумя детьми я точно никому нужна не буду.

— Что ты ржешь? — зло спросила я, сжимая в руках полотенце, перекручивая его один край так сильно, что кожу на пальцах жгло.

— Ты просто очаровательна, Кристин… — выдохнул Герман и прошёл в ванную, оперся задницей о раковину и прикрыл глаза. — Так пошутить…