Книга Снежные холмы, страница 106 – Катрин Корр

Это Кирилл, я чувствую. По коже пробегают мурашки, а живот скручивает нервный спазм. Осторожно поворачиваю ручку и открываю дверь.

Он снова стоит на пороге, только теперь его серые глаза тонут в необъяснимой безысходности. Неужели мое присутствие на завтрашнем ужине действительно так убивает его?

Несколько секунд изучаю его лицо, пытаясь найти доказательство очередной бестолковой игры, но вижу лишь усталый взгляд и тень глубокой печали.

Моргаю, отказываясь поверить, что этот тиран может что-то чувствовать.

– Моя мать… – он прерывается, нервно сглотнув. – У нас с ней сложные отношения.

Впервые вижу его настолько ранимым и беспомощным, и от этого зрелища в груди неприятно щемит. Наверное, такие вещи лучше говорить в уединенной обстановке, а не на пороге гостиничного номера, мимо которого только что прошли две пухленькие женщины. Но Кирилл не обращает на них внимания, продолжая виновато смотреть в пол.

– Она бросила моего отца… Ушла к одному… – он сдерживается, поджав губы. Желваки на скулах бурно танцуют. – Неважно.

Осторожно беру его за руку и тяну на себя. Недоверчиво смотрит на меня, затем его взгляд немного расслабляется и он медленно заходит в номер. Входная дверь за его спиной закрывается, а моя рука по-прежнему держит его горячую ладонь. Несколько секунд он стоит неподвижно, а потом не спеша опускает взгляд и, спустя пару секунд, вовсе закрывает глаза.

– Тебе очень не хватает тети. А мне – моего отца.

– Что с ним случилось? – спрашиваю я шепотом.

– Когда мать ушла от нас, он заболел. Иногда жаловался на боль в желудке, она появлялась время от времени и исчезала после приема каких-то таблеток. Однажды его положили в больницу. Сначала анализы ничего плохого не показали. Его выписали через несколько дней, прописали кучу таблеток и он строго соблюдал все рекомендации врача. Но за несколько месяцев он как будто… Как будто высох… Осунулся, похудел и мне казалось, что еще вот-вот и я увижу через прозрачную кожу его кости. Когда ему стало плохо второй раз – анализы оказались паршивыми. Метастазы были везде… Оперировать было слишком поздно. Мы с дядей привезли его домой и через две недели он умер. Поэтому, пусть лучше резко без боли и неожиданно, чем видеть изо дня в день страдания.

Выдохнув, я обнимаю его, крепко прижимаясь к груди.

– Мне очень жаль… – Это все, что могу я сказать.

Он нерешительно кладет руки на мои плечи, а спустя пару секунд заключает меня в крепкие объятия, словно сейчас я для него – спасательный круг. Слышу, как бьется его сердце и этот звук, кажется мне самым приятным на свете.

– Моя мать пришла на похороны и додумалась привести с собой эту мразь… Он спокойно пришел туда, смотрел, как ссохшееся тело моего отца засыпают вонючей и мокрой землей. Четырнадцать лет прошло, а я до сих пор помню это зловоние. Ненавижу запах дождя. – Он делает долгую паузу, как будто снова переживает тот день. – Мне было шестнадцать и я сломал этому ублюдку нос. Безумно хотел бросить его в яму и закопать на глазах у матери.

С тревогой осознаю, что таким же ледяным тоном он говорил однажды и со мной. Прочищаю горло, чувствуя мурашки на руках.

– Твоя мама, она до сих пор с…

– Этим ублюдком? Да.

Он убирает руки и немного отстраняется от меня, внимательно заглядывая в лицо. Вижу мольбу в его теплых глазах и отчего-то готова на все, лишь бы горькие воспоминания не причиняли ему боль.