Книга Безумные, страница 112 – Катрин Корр

По правде говоря, мне надоело напяливать на себя фальшивую маску суровости, стоит только Миле оказаться рядом. Конечно, меня все еще задевает её вранье; я чувствую себя преданным и безусловно во мне обитает самая обыкновенная обида, которая никак не может исчезнуть. Не знаю, рассказывала ли Мила что-то бабушке, жаловалась ли на меня, но та теперь постоянно пытается сблизить нас. Просит меня забрать Милу из школы и отвезти в магазин какой-то органической косметики, чтобы внучка смогла купить для нее какие-то средства. Мол, если Мила поедет на автобусе, то только к вечеру домой вернется, уж ехать больно далеко. Пару дней назад попросила меня помочь ей с уборкой второго этажа (я и уборка – ага, как же!), чего никогда в жизни не делала. После выздоровления, я забираю Милу из школы и везу домой – очередная просьба бабули. Мол, инфекция в городе буквально валит людей с ног, не хватало, чтобы она опять подцепила её в автобусе или маршрутке.

По дороге домой мы всегда молчим, а тишину разбавляют песни по радио. И хотя с того злосчастного утра воскресенья, когда у Милы случилась истерика и она высказала мне свои страшные мысли, прошел почти месяц, этот момент до сих пор мусолится в моей голове, в подробностях демонстрируя перед глазами её заплаканное лицо и те страшные слова, что она швыряла в меня. Может, если бы мы спокойно поговорили и обсудили произошедшее, я бы и перестал так часто мысленно возвращаться к тому дню и чувствовать себя негодяем. На самом деле, эти копания в себе по-настоящему угнетают. Как-то раз я даже подумал: ну и что с того, что девчонка повеселилась немного? Ведь жива и здорова! А я такой скандал закатил, словно Мила пропадала три дня, а по возвращению сообщила, что беременна от случайного парня из какого-нибудь клуба, где продают наркоту… Кошмар. Моя братская забота переросла в масштабный контроль какого-нибудь чокнутого диктатора, ей-богу.

Короче, я твердо решил поговорить с Милой, обсудить проблемы и разногласия, что возникают между нами. Дождался удобного случая: бабушка с дедом уехали в город за продуктами к завтрашнему ужину, Мила заперлась (как обычно) у себя в комнате, а я сварил какао (да-да, умею!), разлил в две огромные белые кружки и отправился на второй этаж.

Так вот… Это было минут двадцать назад.

Почти полчаса, как полнейший идиот, стою, прижавшись ухом к двери её спальни. Она с кем-то разговаривает по телефону. И что-то подсказывает мне, на другом конце провода вовсе не какая-нибудь одноклассница.

– Не знаю… Мне вряд ли удастся выбраться… – Смеется. – Правда? Я постараюсь…

Она часто смеется. И не так, как со мной – звонко и громко, а с толикой смущения, несколько приглушенно. Сомнений быть не может – Мила говорит с парнем, который ей нравится.

Сжимаю челюсти. Я пришел сюда с этим остывшим какао, чтобы, наконец, помириться с сестрой. Не ругаться еще сильнее, а помириться. Поговорить. Не выпытывать имя этого покойника, а просто поговорить. Наладить отношения.

Выдыхаю и пару раз стучу ногой о дверь. Через несколько секунд Мила проворачивает ручку и с вытаращенными глазами глядит на меня через узкую щель.

– Я какао принес. – Она хлопает глазами и смотрит на кружки в моих руках. – Поговорим?

Мила молча пропускает меня в свою комнату и ложится на кровать, подтянув к себе любимого медведя. На ней домашние серые штаны и черная майка, а густые темные волосы собраны в высокий хвост. Мила очень похожа на маму. Особенно, когда делает бровки домиком.