Книга Отец на час. Работает спецназ, страница 77 – Лина Коваль

К сожалению, из-за занятости, частых командировок в боевые точки и, допускаю, тотального нежелания, здесь я в первом браке недотянул. Бытовуха, мать ее. Бывшая только сейчас оживилась, когда ей Прасковья все уши про Федерику прожужжала.

- Владь…. - тянет по-Машински.

Улыбаюсь, как муравей, который сегодня вечером спрятался за плинтусом и размножается. Как вообще муравьи размножаются?

- Спишь? - спрашивает Федерика, шумно дыша в мое плечо.

- Нет, - улыбаюсь. - Лежу. Аппетит нагуливаю…

Хихикает возбужденно. У меня внизу снова аншлаг.

Как в сорок с лихером понимаешь, что втрескался?...

Прерывисто вздыхаю в темноте, прижимая к себе горячую фигурку и зарываясь лицом в мягкие волосы.

Да как, твою мать.

Просто понимаешь, что нравится она. Смотреть на нее хочется. Обнюхивать.

И шпилить только ее.

И никакую другую.

Даже если не дает, зараза, и резиновых афроамериканцев вместо тебя выбирает…

Даже если двери перед твоим носом - на клюшку.

Даже если штрафует за каждую сигарету и «блядь».

Блядь!

По хрену.

Сначала думал: ерунда все, но почти за месяц сексуального воздержания желание позвонить, к примеру Женечке, так и не появилось.

Это уже не шутки!... Это уже серьёзно!

- Мне с тобой хорошо, Влад, - признается Федерика доверчиво.

В сорок, извините, и это достижение. Спустить в унитаз свою корону и вот так признаться. После Паганини ее - тем более.

«Мне с тобой хорошо…»

- А мне без тебя плохо, - хриплю с улыбкой.

Что-то вроде признания в любви для взрослых. Безопасное. Рациональное. Но настоящее.

- Так переживаю за все, - доверяется.

- За что? - приоткрыв один глаз, кошусь на нее.

- Старой себя здесь чувствую. Девочки все молодые. Самая старшая - Есения - почти на пятнадцать лет меня моложе…

- Херня, - выдыхаю.

- Влад, - бьет ладонью под дых.

- Ну что? - ржу. - Ты вон какая…

- Какая?

- Потрясная!

- Да?

- Ага. Так бы и потряс, - одной рукой сжимаю грудь, второй шлепаю по ягодице.

- Влад, - смеется и дрожит от возбуждения.

Но, кажется, успокаивается.

- Ма-ма! - слышится из коридора.

- Твою мать, - подскакиваем оба.

Шухер.

Я впрыгиваю в шорты, Федерика натягивает сорочку и там же, у двери, встречает Машу в пижаме.

- Вы чего тут делаете? - вертит головкой в темноте.

- Мы… муравьев от вас отвлекаем, - придумываю на ходу, начальница бьет в бок. - Чтобы они, если что… все сюда шли. Нас кусали, а вас с Эльзой не трогали.

- Вау! Спасибо, - благодарит Маня и забирается к матери на руки. - А утло сколо?

- Ещё не скоро, Маш.

- А килъзуху свалишь, Владь?

- Сварю. Утром, Маш!... Обещаю.

- Это что ещё такое? Опять сладкое? - моя итальянка взрывается.

- Каша пшенная это, - смеюсь. - Наш армейский жаргон. Быстро подхватила, атаманка.

- Ладно. - Федерика уносит Машу из комнаты. - Пойдем спать, смышленая моя.

Провожаю их и, отыскав в вещах пачку, спускаюсь вниз.

- Идем со мной, - говорю Пушистому.

Пробник тоже подскакивает. Тявкает.

- И ты… побежали.

Хорошенько пинаю переднее колесо бежевого «Форда» и спускаюсь на набережную.

Закуриваю и возвращаю зажигалку в брючный карман, пялясь вдаль. Рассвет близко, на горизонте никого.

Красота, конечно.

Ласточка…

- Мальчик, один тут отдыхаешь? - бубнит сзади Азиат.

- Здорово, Серега, - усмехаюсь, стряхивая пепел. Собаки отмирают, узнают. - Все спокойно?

- Да вроде… ничего подозрительного.

- А в Москве.…