Книга Неверная жена, страница 17 – Лина Коваль

— Что тебе? — срывается он криком, оторвавшись от экрана.

— Пообщайся с ребёнком. Ты две недели его не увидишь.

Честно сказать, я жду момента, когда оставлю его на парковке и надеюсь, что эти две недели немного заставят нас соскучиться друг по другу. Потому что жить так дальше становится просто невыносимо.

Я не знаю, как это объяснить.

Больно даже не от того, что он больше не любит, не ценит и не хочет понимать. А от того, что раньше всё это было. От того, что чувствуешь — уходит что-то безвозвратное и трепетное. Уходит навсегда. А причину ты не знаешь.

— Да, Марк, — говорит Лёша, блокируя телефон.

— Ты будешь по мне скучать, пап?

— Конечно, сын, — кивает.

— А по маме?

В салоне машины возникает неловкая пауза, которая будто оголяет скопившееся взаимное раздражение.

— И по маме… естественно, буду. А мама по мне будет скучать? — спрашивает он едко, разворачиваясь ко мне.

Забираю воздух, чтобы вытерпеть оставшиеся пару километров.

— Платки сушить устану, дорогой, — язвлю.

— Мам, а что это значит? — подхватывает сын сзади.

— А это значит, Марк, что наша мама очень жестокая, — отвечает за меня муж и грубо добавляет:

— Ты можешь перестроиться, че ты тащишься за этим тихоходом?

Перестраиваюсь в левый ряд, удостоверившись в том, что он пустой.

— Жес-то-ка-я… Как Росомаха из «Марвела»? — испуганно спрашивает младший Свободин.

— Хуже, — тихо отвечает муж, снова уставляясь в телефон.

Агрессивно стискиваю руль от обиды.

— Росомаха страшный, а мамочка красивая, — продолжает рассуждения сын. — Совсем не похоже.

— Спасибо, Марик, — улыбаюсь через силу ему в зеркало.

Долго стоим в пробке на въезде и наконец-то заезжаем на парковку.

— Пока, пап.

— Пока, — Лёша открывает дверь и разворачивается ко мне. — Пока, Вик.

— Счастливого полёта, — киваю, глядя в лобовое стекло.

Облегчение. Это все, что я испытываю, когда в дверях терминала скрывается фигура человека, с которым я прожила бок о бок пятнадцать лет.

Облегчение и немного досады.

* * *

Во вторник задерживаюсь на работе и забрав сына из детского сада, понимаю, что никак не успеваю закинуть его к маме до занятия в танцевальной школе. Опоздаю. Приходится везти его с собой и размещать рядом с Яной в зоне для клиентов. Выдаю свой телефон и наказываю вести себя максимально тихо. Девушку тоже предупреждаю, чтобы сообщила мне, если возникнут какие-то проблемы. Она испуганно кивает, но не возражает на навязанную заботу о ребёнке.

Быстро переодеваюсь в легинсы и короткий топ, убираю волосы в высокую шишку. На ноги натягиваю танцевальные чешки.

Максим как обычно собран и серьёзен. Никаких прикосновений. Никакого контакта. Во всяком случае, таких, от которых сносит крышу. Пока разминаемся, думаю о том, что неплохо было бы освободить четверг и прекратить субботние тренировки с Андреевым. Так будет правильно, хоть внутри и просыпается сожаление. Понять себя сложно, а принять собственные противоречивые эмоции ещё сложнее.

Из зала выхожу взмокшая, но энергии хоть отбавляй. Первым делом иду проверить сына. На том месте, где его оставила только рюкзачок с Человеком-Пауком и кепка с ним же. За стойкой ресепшн пусто.

Проверяю в раздевалке — никого нет. Иду по коридору, заглядывая в другие помещения, которые оказываются закрытыми. Пока не дохожу до конца коридора и не дёргаю дверь в кабинет Андреева, успеваю забеспокоиться.