Книга Мой Однолюб. В его сердце другая, страница 71 – Лина Коваль

Я снова кормлю сладкой пыльцой порхающих бабочек в животе.

— У врачей ведь нет выходных, дней рождения и личной жизни, — продолжает мама. Активно жестикулируя, подзывает официанта. — Так что, будем праздновать без именинника. Я предлагаю нас с Таисией выпить шампанского, если ей можно.

— Можно, конечно, — злюсь немного.

Мама почему-то считает, что я обязана быстрее забеременеть и все время на это намекает.

— Будем отмечать, — соглашается Ваня, будто бы не замечая неуместности и подмигивая мне.

Я опять улыбаюсь и расслабляюсь. Ровно до тех пор, пока Соболев не встречает среди гостей ресторана своего подрядчика и, извинившись, не покидает наш столик.

Вся легкость внутри сразу улетучивается. И бабочки сменяются противными пауками.

— Ты неважно выглядишь, — замечает мама, отпивая шампанское из бокала.

— Спасибо, мам, — умиротворенно проговариваю.

Знала бы она причину моего растрепанного внешнего вида, наверное, выпала бы в осадок. Прикладываю ладони к горящим щекам.

— Такого парня, как Ванечка, таким внешним видом не удержать. И сексом тоже.

Черт.

— Я думала, внешность не главное, — пожимаю плечами.

— Это вздор для дурнушек, Таисия. Надо больше ухаживать за собой.

Отвожу глаза.

Соболев одобрительно улыбается мне с другого конца зала, и я в ответ машу ему рукой. Как объяснить маме, что он считает меня самой красивой и постоянно об этом говорит, но полного, безоговорочного счастья мне это не приносит? Между нами все время есть какая-то недосказанность, которую чувствую только я одна.

Ваню же все устраивает.

— Зря ты начала с ним жить. Неправильно это, — продолжает мама.

— Отчего же?

— Он так замуж выйти тебе никогда не предложит? Зачем? Женятся обычно на тех, кто не соглашается на меньшее.

— Это ты, например? — усмехаюсь.

Появившаяся у меня самостоятельность, а особенно, благодаря Ване, финансовая, заставляет меня не терпеть, а задавать неудобные вопросы маме. Она раздражается, но лицо держит.

— А хоть бы и я. Никогда на меньшее не соглашалась, и отец у меня всегда вот здесь, — мама сжимает по-женски тонкий кулак. — Дня не проходит, чтобы я не знала, где он и с кем он.

— Я так не хочу, — мотаю головой. — Это не отношения, а тюрьма.

А из тюрьмы, как правило, бегут без оглядки.

Нет, в отце я не сомневаюсь. Он маму любит. Со мной чаще равнодушен и отстранен. Будто ему все равно. Но это такой характер. Папа — флегматик.

— Не хочет она, — мама придвигается. — Помяни мое слово, поживет с тобой, поживет, а женится на другой. На той, кто без штампа в паспорте ужины ему не будет готовить. Умнее надо быть. Или думаешь забеременеешь и ребенком его удержишь? Всю жизнь тебе говорю. А ты как была глупой, так и осталась. Вот в кого ты такая?

Мотаю головой и пытаюсь сдержать слезы. Нервно поправляю прическу. Ваня, нахмурившись, прощается с собеседником и, закинув руки в карманы брюк, направляется к нам.

В машине душно.

— Ванечка, пока, рада была встретиться. Обязательно передай Яне Альбертовне привет от меня, — щебечет Инга с заднего сидения. — Жаль, что Саши не было. Призвание у нас такое, сам понимаешь. Люди всегда будут болеть и звать нас на помощь, а мы… спешить к ним, несмотря на праздники.

— Конечно, я все понимаю. Доброй ночи, Инга, — расстегиваю пальто и оборачиваюсь с вежливой улыбкой, которая тут же моментально сходит с моего лица.