Книга Рецепт от безумия, страница 94 – Сергей Анатольевич Соболенко

Учись! — И я накрыл ее своим телом. — Учись! Тебе попался хороший учитель.

Я был уверен, что наши стоны слышал весь лагерь. А в далеком Доме охотника болело сердце моей жены, которая зачем-то решила, что сегодня нужно быть сестрой. Бедная девочка! Почему она так сказала? Я понимал, что ей очень больно, больней, чем мне. Когда на Дальнем Востоке, упав на колени под кедром, я вытаскивал из своих ребер погнувшийся оперенный дротик, разве это была боль? То было обычное удовольствие, удовольствие от победы и от того, что дротик не прошел сквозь ребра, удовольствие от того, что смоляная ветка выжгла грязь и я остался жив.

Какой страшный шрам! — математик показала на него. — Боже! — воскликнула она, ворочая меня по простыне. — Да ты же весь в шрамах! А эти змеи и дракон!.. — И она с яростью начала целовать шрамы, полученные в серьезных поединках с недругами или просто при падениях с тренировочных станков.

Хорошо быть женщиной! — захлебываясь в поцелуях, причитала она. — Хорошо быть женщиной!

Но я не мог с ней полностью согласиться. Мужчиной быть тоже неплохо.

Моя черная собака спала в углу комнаты, тихо поскуливая и вздрагивая всеми четырьмя лапами.

Расскажи мне об этих шрамах, — попросила Алла.

Рассказывать о них больней, чем получать, — усмехнулся я. — Давай не сегодня?

Как прикажешь, милый, — ответила она.

Ну, значит, приказываю: не сегодня! — засмеялся я, начиная медленно и аккуратно любить ее. И тут я снова поразился, увидев, что ей действительно приятно.

Математик захлебывалась от восторга. Слова, отдельные и ни с чем не вяжущиеся — «математика», "белый конь" и "самый сумасшедший в мире", — бессвязно и бессмысленно срывались с дрожащих губ.

Научи меня всему, — умоляла она меня. — Я хочу научиться с тобой всему.

Я согласно кивнул головой и растворился в ней.

Я действительно растворился. Вся жизнь до этого маленького аккуратненького домика промелькнула перед глазами как чужая. Мне мерещились с визгом пролетающие дротики, мерещилась борьба за добро и красоту. Растворившись в бездонноглазой, я удивился: ведь за добро и красоту, за Истину мы тоже дрались, пытаясь убить друг друга, человек человека.

Растворившись в этом маленьком математике, я четко понял, что хоть часть Истины не ускользнула от меня. Но как прикоснуться к Ней полностью? Понял, что далек от понимания, так же далек, как и от своего сопящего и дрыгающего четырьмя лапами во сне черного пса.

Мне хорошо! — услышал я откуда-то издалека и пришел в себя.

"А ведь она совсем не нужна мне! — резанула мысль по сердцу. — Она думает, что я нужен ей. Как же она заблуждается, бедная девочка! Что же делать с ней? Куда девать подстреленную птицу с разбросанными по мокрой простыне волосами — этими белыми крыльями?"

И, закрыв глаза, в полном отчаянии, я вспомнил своих маленьких лягушат, вспомнил все то, чему они учили меня.

"Бери, бери, все это не мои секреты. Это секреты безумства. Когда человек не знает, что делать, он в отчаянии бросается в самый доступный экстаз. Вот что такое, девочка, та любовь, которой мы занимаемся. А ты думала это — счастье? А это счастье заключается всего-навсего в соединении двух молодых и жаждущих тел. Это не любовь. Секрет прост: два сладко пахнущих тела; молодость, неподстреленная еще горестями и болезнями, действительно сладко пахнет; тела, смешиваясь, порождают новый, удивительный запах, и этим запахом наслаждаются демоны и звери со знакомыми нам и простыми именами: Глупость, Жадность, Сплетни, Желания и Зависть! Сколько их еще бродит вокруг нас, пытаясь в свою очередь насладиться нами?"