Книга Измена под Новый год, страница 34 – Дарья Белова, Лина Коваль

— А ты когда-то была ей?

— Была. Семь лет была…

Её дыхание сбивчивое, взволнованное.

— Поэтому каждый раз таскала мне в офис пироги, которые я терпеть не могу? — спрашиваю с усмешкой. — Я ведь не идиот, Ника. Кто угодно, но только не идиот.

Жена затихает, словно была поймана с поличным.

Всхлипывает.

Я давно понял, что её забота с пирогами — протест и желание сделать мне назло. Вывести на эмоции. Заставить чувствовать. И у неё получалось…

И сейчас получается.

— Ненавижу тебя, — шипит в трубку Ника. — Ненавижу, Мансуров. Ухожу от тебя. Сейчас же соберу вещи.

— Только попробуй, — предупреждаю.

— Ненавижу.

— Оставайся дома, я скоро приеду, и мы спокойно сядем и поговорим.

— О чём тут разговаривать? Ты меня любишь, Тигран? Ответь мне на один простой вопрос.

Внутри словно цепи сковывают.

Любовь?

О чем она?

Я многое могу понять. Она моя жена. Мать моего единственного сына и будущих детей. Я готов её защищать, оберегать, дать все блага, которые, черт возьми, только есть на этом свете. Я считаю Николь красивой, хочу её. Стараюсь относиться уважительно.

Зачем обязательно весь спектр этих эмоций именовать любовью? Неужели, женщинам так легче?

— Ненавижу тебя, слышишь? — плачет в трубку Николь, так и не дождавшись ответа.

— Мне кажется, ты врёшь, Ника. Сама себе чего-то не договариваешь. Я приеду, и мы спокойно пообщаемся.

— Не вру. Хочешь, я тебе докажу? Знаешь, какое желание я загадала в полночь?

— И какое же?

— Чтобы тебя вообще и вовсе не было.

Горько усмехаюсь, подходя к окну и закуривая новую сигарету.

Едкий дым, выжигающий легкие, — то, что нужно.

— Чтобы. Тебя. Никогда. В моей. Жизни. Не было, — повторяет Николь как мантру, вбивая каждое слово в крышку гроба нашего брака…

Все в порядке.

— Что ж, — произношу чужим голосом. — Если это единственное твоё желание… Надеюсь, ты, дорогая, двадцать семь лет не зря веришь в новогоднее чудо, и оно сбудется…

Манная каша, закипающая на плите, сплошь покрыта мелкими пузырьками. Монотонными движениями размешиваю, но в какой-то момент понимаю — вязкая субстанция просто-напросто прилипла к сотейнику. Кухня наполняется горелым запахом, а живот скручивает в тошнотном позыве.

— Это знак, — Савва стоит рядом и наблюдает, как я выкидываю застывший манный комок.

“Знак…”

Сердце не на месте от одного такого слова. Вчерашний разговор с Тиграном въелся в нашу общую рану под названием брак и до сих пор орудует там металлическим скальпелем.

Дурно становится. Нехорошо.

На кровати в спальне лежит конверт. Я нашла его в кабинете мужа. Сверху рукой Тиграна было написано мои имя и фамилия: “Николь Мансурова”. Сухо, по-деловому.

Внутри конверта я обнаружила договор с европейским издательством на выпуск моей первой книги про бельчонка на английском языке.

Шок, что муж все-таки знал про мои книги, не сходит. А осознание, что мои книги будут издаваться за рубежом, никак не придет.

Настежь открываю окно, впуская свежий, морозный воздух на кухню.

— Может, хлопья с молоком? — устало спрашиваю.

— Ура!

Достаю с полки шоколадные шарики, заливаю их молоком и пододвигаю тарелку к сыну. Взгляд то и дело косится на часы.

Сейчас утро, время, когда Тигран должен был прилететь. От него ни звонка. Не то что я ожидала отчет о его передвижениях, особенно после вчерашней ссоры, но…