Книга Памятка убийцы, страница 17 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– Лев Иванович! Думайте об убийствах.

Полковник послушно думал об очередном убийстве, которое ему нужно было раскрыть, и работа шла гораздо лучше. И над музыкой, и над убийством.

– Новое интересное дело? – спросила Маша, когда услышала, что муж наигрывает простую мелодию одной рукой. Она подошла и, положив руку на клавиши, сыграла продолжение. У них неплохо получалось играть в четыре руки, а благодаря тому, что в доме была очень хорошая звукоизоляция, соседи не жаловались. А может быть, им нравились музыкальные импровизации.

Гуров не любил приносить работу домой, поэтому просто рассказал о том, что убили балерину. Может быть, Маша слышала ее имя? И как оказалось, Афанасьева была известна в театральном сообществе.

– Как жаль! Она много работала с театрами, ставила пластику и хореографию на сцене, – искренне расстроилась Мария и сыграла грустный проигрыш одной рукой.

– Ты работала с ней? Знала ее лично?

Мария кивнула, встав, чтобы поставить чайник.

– Да, но это было очень давно. Наталья Александровна… очень своеобразный человек… была, – задумчиво добавила Мария. – Талантливая, строгая. Что меня больше всего восхищало в ней – потрясающая память на цифры, и это в ее возрасте! Лева, ты не представляешь – она все наши телефоны запоминала с первого раза.

– А ты знала, что она вела записные книжки? Типа дневников? Каждый день вносила записи. – Гуров вышел за женой на кухню.

– Ты знаешь, Лева, как ни странно, знала, – проговорила Маша медленно, словно сама удивлялась этому факту. – Причем начала она их вести в сорок один год. Наталья Александровна как-то рассказала об этом, когда мы пили кофе в столовой. Однажды вечером она вдруг просто решила, что если записывать каждый день, то хорошее и интересное, что было с ней, начиная с утреннего чая с подругой и заканчивая тем, что вечером она танцевала Жизель, хотя ей говорили, что после сорока эту партию ей никто не даст станцевать… Если записывать все это хорошее, то и жизнь станет более яркой. И это я помню точно: она записывала только положительные моменты. Может быть, конечно, Афанасьева и изменила своим принципам.

– А почему именно в том возрасте? – хмыкнул Гуров. – Не знаешь, что произошло с ней в это время?

– Интересно, а знает ли мир, какой у меня умный муж? – рассмеялась жена полковника. – Афанасьева тогда развелась с мужем.

Маша со свойственным ей психологизмом добавила несколько метких штрихов к образу балерины, и Гуров наконец смог представить, что за человек она была. Интересная, творческая, увлекающаяся, добрая, но строгая, не дававшая спуска ученикам… Но благодаря ее наставничеству и столичная, и мировая сцена пополнилась звездами балета.

– Как из книжки. Тебе не кажется, что она была слишком… книжной? Или кинематографичной. Какой-то ненастоящей. Кофе и чай пила из чашек тонкого фарфора, вела записи, нашла себе компаньонку, – Гуров размышлял вслух, – должно быть что-то еще. Что-то, чего мы не видим. Темная сторона.

– Но может же человек жить и без темной стороны? – чуть даже возмутилась Маша.

– Условная темная сторона есть у каждого, – постарался смягчить свой ответ Гуров, – у нас всех есть что-то, с чем мы живем или пытаемся жить в мире. С чем боремся или, наоборот, поддаемся. Это необязательно что-то плохое.