Книга Скромная жертва, страница 97 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Прыгнув в свою «KIA Picanto», сестры Береговы отправились на эксгумацию тел маленького Мити Штрыкина и его бабушки, похороненных родными на воскресенском кладбище. На кафедре СГМУ их обреченно ждал печальный Назаров, запасшийся тонной носотычек «Мятный Бриз». Его внимание было поглощено изучением деятельности судмедэксперта, работавшей по делам художника Иннокентия Золкина и ученой Анны Колосовой. К удивлению Олега, оказалось, что это один и тот же специалист, что подписала документы под разными фамилиями, поскольку успела выйти замуж в промежутке между смертями, интересующими следователей. И через год после заключения о смерти Анны Юрьевны по протекции местного руководства перевелась в Москву.

Папка осталась в штабе, где, сидя за ноутбуком, изучала данные о прибыли «Колоса» до гибели Анны и после нее. Ее задача состояла в том, чтобы узнать, много ли денег потерял на отсутствии розы «Не покидай» в его оранжереях супруг. И сколько он на самом деле зарабатывал на продаже выведенных Колосовой черных роз. Названных, кстати, «Спящая Анна» в ее честь.

Прежде чем уехать в село Урицкое Лысогорского района Саратовской области, Банин успел прокомментировать, что такая номинация – очередное проявление восприятия Колосовым цветов как источника гибели. Ему предстояло узнать о живших там предках Вениамина Игоревича и их связи с применением печально известного сталинского «закона о трех колосках».

Одновременно с Павлом гостиницу покинул Глеб. Гуров решил, что Озеркин отлично справится с восстановлением сведений о прошлом Киры Ломовой, сумевшей в девяностые годы получить сразу две медицинские специальности и устроиться на работу в одну из богатейших саратовских семей.

Поговорить с Зинаидой Рявкиной о ночи, когда погибла ее любимая хозяйка и спустя много лет пропала ее невестка, вызвался пришедший на подмогу Штолин. Гуров был уверен, что большой жизненный опыт и неустанное желание Степана Матвеевича разобраться в гибели юноши, близкого Анне Юрьевне, должно было расположить к нему экономку. По крайней мере, разжечь ее тщеславное желание быть самой сведущей в блоке для прислуги и банальное женское любопытство.

* * *

Что до самого Гурова, то он и Крячко битый час пытались сложить добытые командой кусочки пазла в единую картину, которая даст ответ, кто виновен в гибели Сваловой и связано ли это событие с исчезновением Флоры, пытавшейся организовать свои похороны.

– Какое это исчезновение? – говорил Крячко. – Типичное вранье мужа-убийцы. Алексея Кабанова в две тысячи тринадцатом году помнишь? Сколько крокодиловых слез было! А жена задушена электрошнуром и в ванне расчлененная лежит.

– А то, что Флора сама заказала себе похороны? – с сомнением спросил Гуров.

– А то, что семья от нее не отстала? Ищут без году неделя, а три похоронных агентства уже с ЦУ.

– Но муж в поисках.

– Похмелья? Розы Листьевой? Он суетится, чтобы спасти то, что осталось от его политической карьеры.

– Не без этого. Хотя она, судя по платью, его реноме тоже щадить не хотела. Где оно, кстати?

Крячко полез за коробкой в тумбочку:

– Вроде было здесь.

– А это что? – Гуров указал на лежащий под коробкой гламурный журнал.

– А, – махнул рукой Крячко, – местный глянец. В «Нейротрауре» для гостей лежал.

Гуров впервые рассмотрел Флору. Она была похожа на молодую Джессику Альбу. Те же мягкие черты лица, смуглая кожа, карие глаза, чувственный рот. Чувственность, обрученная с робостью. И невинность, не представляющая, в каком сексуальном теле заточена. Его жена Мария, среди коллег по театру которой таких девушек было много, всегда говорила: «Главное – понять, чего в ней больше. Если скромности, то выйдет замуж за хорошего парня. Если страсти – этому парню несдобровать».