Книга Вечер мертвецов, страница 109 – Николай Леонов, Алексей Макеев

— Ай-ай-ай, хорошую вещь испортил, — укорил вора Гуров, забирая добычу из рук преступника.

— Да за него бы в скупке все равно не больше пары косарей бы дали, — отмахнулся Галлиулин.

— Не скажи. Хозяин его в пятьдесят тысяч оценил, — хмыкнул сыщик и открыл портфель. — Точно внутрь не лазил?

— Мамой клянусь! — побожился татарин.

— Это мы еще проверим, — покачал головой Гуров и, когда ульяновец попытался тоже заглянуть внутрь портфеля, защелкнул замок. — А вторую часть своей добычи куда дел?

— Блин, ну и крохобор этот терпила! — возмутился Галлиулин. — Его одеколон в вагончике, где мы переодеваемся, лежит!

Сыщик едва не рассмеялся. Второй предмет, украденный ульяновцем, оказался всего лишь мужской парфюмерией. Причем настолько не понравившейся хозяину, что тот даже о ее существовании позабыл. А Гуров мысленно уже целые теории заговора вокруг неизвестного предмета начал выстраивать! Вместе с двумя полицейскими и задержанным они сходили в вагончик. После того как одеколон (кстати, довольно дорогой — L`Artisan Parfumeur Navegar стоимостью около ста тысяч рублей) был изъят, Гуров отправил задержанного в главк для допроса, а сам позвонил Тищенко.

— Вениамин Арнольдович, все в порядке. Ваш портфель у меня, — сообщил сыщик.

— Лев Иванович, вы мой спаситель! — воскликнул в ответ нотариус.

Ни ночь, ни утро облегчения от жары не принесли. Хотя с наступлением темноты палящий зной исчез, но вместо него осталась безветренная, тяжелая духота. Движения воздуха на московских улицах почти не было, и создавалось ощущение предбанника, в который через приоткрытую дверь лениво вползают волны тяжелого, хоть и сухого жара. А утром, едва поднявшись над горизонтом, солнце снова начало нещадно палить. По радио прогнозировали, что наступающий день поставит еще один температурный рекорд, и москвичам оставалось радоваться, что сейчас хотя бы не горят торфяники в Подмосковье, как это было пару лет назад.

Гуров, хоть и отправился на работу в легкой рубашке с короткими рукавами, успел вспотеть, пока добирался от дверей квартиры до своей машины. Да и там пришлось помокнуть, пока кондиционер не наполнил салон освежающей прохладой. А московские улицы с утра забились пробками. Казалось, что все жители столицы выбрались на дороги одновременно и бестолково ехали сразу во всех направлениях. И, наглухо застряв в одном из таких заторов, Гуров вспомнил вчерашний разговор с Марией.

Вчера Строева весь день была дома. Театральный сезон уже давно закончился, как и подготовка к очередному фестивалю в Санкт-Петербурге. Завтра вся труппа должна отправиться в Питер, чтобы побороться за признание, а пока у всех были выходные, и Мария, как обычно в таких случаях, приготовила роскошный ужин. Причем творить за плитой у Строевой получалось ничуть не хуже, чем на сцене, и Гуров не раз шутил, что актриса убила в его жене великолепного повара.

За ужином сыщик вспомнил о Воробьеве. Парень чем-то напомнил Гурову его самого в молодости: такой же наивный, такой же веровавший в безусловное главенство закона и, судя по всему, готовый работать круглосуточно, лишь бы доказать свою правоту. Обычно за едой о делах в их доме не разговаривали, но история с Воробьевым была скорее не о службе, а о жизни. И Гуров с легкой иронией рассказал ее жене, предположив, что парень, скорее всего, оставит свои попытки подтвердить зародившиеся у него догадки, как только поймет, что в жизни все куда проще, чем в детективных романах.