Книга Вечер мертвецов, страница 115 – Николай Леонов, Алексей Макеев

— Ну так и что вы от меня хотите? — довольно резко, но с горечью в голосе поинтересовался у полицейских Зимин. — Сначала на хрен посылаете и в обезьянник запихиваете, а теперь сами явились. Или труп нашли, как я и говорил?

Воробьев вопросительно посмотрел на Гурова, а тот кивнул в сторону Зимина. Дескать, твое дело, ты и начинай, а я помогу, если потребуется.

— Виталий Михайлович, расскажите, почему вы решили, что кто-то убил вашу жену, — поинтересовался у обрюзгшего и заросшего щетиной мужчины лейтенант.

— Подожди! — поднял тот указательный палец. — А я тебя где-то видел… Вчера вроде… Или нет?.. Или в полиции, когда меня в обезьянник пихали?.. Черт, с этой пьянкой ничего нормально вспомнить не могу. Все, как в тумане плавает…

Гуров чуть слышно хмыкнул. Первое впечатление о Зимине, которое сложилось у него после рассказов Воробьева и соседки алкоголика по лестничной площадке, по большей части оказалось обманчивым. Сыщик предполагал встретить законченного пьяницу, который едва помнит, как самого себя зовут, и постоянно живет в компании «белочки», подпитываемый алкоголем и галлюцинациями, но это оказалось далеко не так. И если еще приличное состояние квартиры можно было списать на то, что ее готовили к продаже, то вот насчет состояния сознания Зимина Гуров ошибся. По крайней мере, если галлюцинации того и посещали, то не постоянно. Да и наблюдательность Виталий еще не до конца истратил.

— Я с вами вчера разговаривал. Да и в отделе вы меня могли видеть. Я там был, когда вас задерживали, — помог алкоголику Воробьев. — Так почему вы решили, что вашу жену убили?

— Потому что она оставила свои дневники. Да и без маминой фотографии она бы никуда не уехала. Эта фотка у Катьки была единственная. Вообще единственное, что ей на память о маме осталось, — проворчал в ответ Зимин и неожиданно шмыгнул носом, словно собирался заплакать. — Вы как хотите, а я пойду выпью!..

— Стоять! — осадил его Гуров. Зимин застыл с таким выражением на лице, словно внезапно получил удар под дых. — Сначала дело сделаем, а потом хоть упейся до полусмерти. Сейчас ты нам вменяемый нужен. А свое предполагаемое горе будешь потом заливать. Хоть водкой, хоть денатуратом.

Виталий посмотрел на сыщика. И хотя горестно-пренебрежительное выражение, которое было на лице алкоголика сразу же после того, как он увидел полицейских, почти не изменилось, в его глазах появилось уважение. И было оно вызвано не столько словами Гурова, сколько тоном, которым они были сказаны.

— Что за дневники? — получив от Гурова знак продолжать, спросил лейтенант. Зимин несколько секунд переводил взгляд с Гурова на дверь кухни, затем на Воробьева и обратно, а потом все же ответил:

— Катька нелюдимая и стеснительная была. У нее и подруг-то, считай, не было, ни в школе, ни после. Поболтать не с кем, вот она и писала все в свои дневники. Меня к ним и близко не подпускала, да мне и не очень-то интересно было. Что там такого? Обычные бабские сопли!.. Так вот, она все эти дневники как коллекцию всей жизни хранила. Если бы решила меня бросить, как все говорят, то их ни за что бы не оставила. А тут все на месте лежат. Да еще и мамину фотографию оставила.

— А что, она собиралась тебя бросить? — встрял в допрос Гуров.

— Были у нее такие мысли. Она их даже вслух несколько раз высказывала, — вздохнул Зимин. — Она ведь выпивать так, как я, не могла. Да и не хотела. Выпьет пару рюмочек, и все — уже пьяненькая. А я остановиться не могу. Понимаю, что надо, а не могу. И так — неделями. Потом вроде месяц держусь, и снова все по кругу. А по пьянке мог и Катьке оплеуху влепить. Вот и говорила она, что бросит меня, алкаша. Да я знал, что никуда она не денется, если перебарщивать не начну. У нее ведь, почитай, никого, кроме меня, не было.