Книга Игра в наперстки, страница 60 – Николай Леонов, Алексей Макеев

На столе в лаборатории лежали блокноты, которые были найдены у первых жертв.

– Ну вот, нам теперь осталась только одна встреча. Сегодня должен приехать еще брат нашей последней жертвы. Поэт Андрей Олежко. Я тут почитал, у него действительно неплохие стихи. Яркие, образные.

Рассолкин посмотрел на блокноты.

– На самом деле это очень распространенная практика. Я описывал ее в одной из своих книг. Вы каждый день записываете с утра то, что было хорошего за сутки. Никакой магии. Не может быть такого, чтобы весь день был наперекосяк. Всегда будет что-то приятное, теплое: хорошая погода, кошка, которую удалось погладить на дороге, крепкий кофе. Попробуйте как-нибудь начать писать, и заметите, что вас окружают сотни приятных мелочей. И если вы их записываете, то машинально настраиваетесь на хороший лад. На то, что день будет хорошим.

Брат поэта приехал через час после возвращения Гурова. Крячко был еще в дороге.

Как оказалось, они с Олежко – близнецы. Брат говорил мало и только по делу. Сказал, Андрей уехал из Нижнего Новгорода сразу после того, как ему стали сыпаться угрозы, связанные с его бизнесом. Поэтому компанию он продал, а сам перебрался в Москву, где смог отлично устроиться на заработанные деньги. По мимике брата было видно, что он презирает то, чем зарабатывал его брат.

– А что за бизнес? – спросил Гуров.

– Он открыл сеть МФО. Это микрофинансовые организации, такие «палаточки» на остановках. Деньги выдавали под огромный процент. Схема была нечестная. Люди хотели получить деньги, им предлагали способ очистить кредитную историю. Так-то все легально было. Я узнавал: это все законно. Он продавал услугу… Ну, если вы вернете долг в МФО, то в кредитной истории появится отметка, что есть возвращенный кредит. Но только сама услуга стоила три тысячи. А больше тысячи он в долг не давал. И понимаете, людям-то нужны были деньги сейчас и гораздо больше, а в результате они платили последние, просили одну сумму, получали всего тысячу. Проценты у него были очень высокие. Но народ небогат и не очень грамотен финансово, и в результате начали эти его палатки жечь. Брат собрался и переехал. У нас к тому времени уже вся семья с ним не общалась.

– Скажите, а была у него жена? Дети?

– Нет. Он в основном случайными связями баловался.

– Знаменитый поэт, неужели не нашел свою музу?

– Он, сказать по правде, тяжело уживался с людьми и очень тяжело ему было на одном месте. Перекати-поле. Чуть что, сразу готов был сорваться куда-то ехать. Дома редко сидел. Предпочитал быть в дороге. Я привез ключи от его дома, документы, ключи от машины, все, что нужно, в общем. Если нужна будет доверенность там или заявление от меня, что я разрешаю вам осмотреть все, что нужно, искать, есть ли там какие-то следы убийц… Я не знаю, вам виднее, но я подпишу все.

Гуров поблагодарил. Уточнил адрес, привычно спросил, не замечал ли брат странностей в последние дни поэта. Тот снова напомнил, что они и не общались особо. В том, что Лев найдет там еще один такой же блокнот, он уже не сомневался. Вот вам и общее звено.

Рассолкин молчал. То ли глубоко задумался, то ли устал. С каждым днем он выглядел все более изможденным, как будто вообще не спал. Только все так же горели глаза, словно силы профессор черпал именно в работе.