Книга Сам себе приговор, страница 114 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Не в курсе, а что? – выглянул из другой комнаты Тарасов. – Она приняла решение уехать от меня, забрала нашу дочку и смылась.

– В каком смысле смылась? – насторожился Гуров.

– В прямом, – ответил Тарасов, проходя мимо Гурова в одних плавках. – Я, с вашего позволения, в душ, а потом продолжим диалог. Хотя я понятия не имею, почему вас интересует Светлана. Впрочем, – он вдруг остановился возле одной из дверей, – меня тоже интересует, куда она отвезла нашу дочь. Девочке сейчас положено быть в школе.

Мужчина скрылся в ванной комнате, и Гуров услышал, как зашумела вода.

– У вас в семье были какие-то проблемы? – задал вопрос Лев Иванович, когда Тарасов вышел, обмотанный по пояс банным полотенцем.

– А у кого их сейчас нет, этих проблем? – ответил вопросом на вопрос Тарасов.

– У меня, например, нет, – ответил Гуров.

Мужчина остановился и пристально посмотрел на Гурова. Поняв, что тот не шутит и говорит серьезно, усмехнулся.

– Значит, вы – полковник-холостяк, раз у вас нет проблем с женой.

– Нет, я женат больше тридцати лет. – Лицо Льва Ивановича оставалось серьезным.

– Что, правда? – рассмеялся Тарасов. – Вы еще скажите, что за эти тридцать лет ни разу не изменяли жене, и тогда вас можно вписывать в Красную книгу для вымирающего вида – хомо верус – человек верный.

– Так вы утверждаете, что Светлана Владимировна решила забрать дочь и уехать, – Гуров решил не развивать тему и сменил направление разговора в нужное ему русло. – А куда?

– Понятия не имею, – крикнул из другой комнаты Тарасов. – Я уезжал на соревнования с командой, а когда вернулся, то уже не застал дома ни ее, ни дочери.

– Она уехала к матери? – предположил Лев Иванович.

– Нет. У матери ее нет. – Тарасов вышел из комнаты, уже одетый в строгий брючный костюм и завязывал галстук.

«Хм, на тренировку в костюме и галстуке? – с удивлением отметил Лев Иванович, но потом сам себе и ответил: – Ну да, он же тренер сборной. Ему с мячиком бегать ни к чему».

– Она оставила мне записку, в которой говорила, что так больше жить со мной не может, и решила уехать, забрав дочь из-за моего дурного влияния на нее. Написала, что встретила очень хорошего мужчину, который будет для нашей дочери настоящим отцом. Как будто я не настоящий отец Сони, – фыркнул он и прошел мимо Гурова в прихожую. – Прошу простить, но я и вправду опаздываю. Мне мои девочки этого не простят. Я имею в виду – опоздания.

Льву Ивановичу пришлось пойти следом за хозяином квартиры на выход.

– Когда она уехала? Записка у вас сохранилась? – задал Гуров сразу два вопроса.

– Уехала три недели назад. Записку я порвал и выкинул в мусор. Зачем она мне? И кстати. – На площадке, закрыв входную дверь, Тарасов резко повернулся к Гурову. – Отчего это у уголовного розыска возник к ней такой интерес?

Лев Иванович вдруг понял, что не готов прямо ответить на этот, казалось бы, простой вопрос. Во-первых, он точно не знал, кто убитая женщина на самом деле, а во-вторых, его вдруг стали терзать смутные подозрения насчет этого Тарасова. Очень уж он был спокоен. От него, по его утверждению, сбежала жена с ребенком. Сбежала к другому мужчине, а он, вместо того чтобы как-то реагировать на ее поступок – переживать, страдать или хотя бы злиться, – беспечен и даже весел.

«Допустим, он разлюбил жену, и ему все равно, к кому она сбежала, – размышлял Лев Иванович. – Но ведь судьба дочки не должна быть ему безразлична! Он, по крайней мере, должен был бы пойти в полицию и подать заявление о том, что пропал его ребенок. Без согласия мужа, без официального развода с ним и решения суда жена не может просто так взять и увезти ребенка от отца, если он того не желает. Или он только рад, что избавился от жены и от ребенка? Но тогда – по какой причине?»