
Онлайн книга «Места здесь тихие»
— Куда же, по их мнению, она должна была поехать в мороз, в конце ноября? — Да видишь ли, в чем дело. Сама-то дочь ничего по этому поводу сказать не могла, но вот зять… они же в одной квартире проживают. — Ага. — Да, так вот зять поведал, что у любимой тещи время от времени случались «сдвиги» — его терминология, ты же понимаешь. — Какого рода «сдвиги»? — Ну Лева, так все просто, по-житейски. Женщина уже постбальзаковского возраста, жизнь прошла и все такое, последняя любовь оказалась негодяем, никому не нужна, и даже внучка порыкивает. Другая бы скандалила, а эта замкнулась в себе, иной раз куда-то уезжала, не сказавши адреса, и рассказывала о том, где была, лишь по возвращении. И по итогам показывала лишь разного рода фото с какого-нибудь сплава по Ангаре или прыжки с Эйфелевой башни, а то и просто палатка на Кольском полуострове. Гуров постучал пальцами по столу: — Ясно, ясно, устраивала себе ретриты. Стас, а дочка та же, или зять любящий, они не сказали, сколько у нее было с собой денег, наличными? — Представь себе, как только я спросил об этом, дочь как спохватилась, — поведал Станислав, — влезла в домашний сейф — и вуаля, почти четверть миллиона наличными как не бывало. — Что они, такие суммы в доме держат? — недоверчиво спросил Гуров. — Лева, человек поживший, с опытом не одного кризиса, к тому ж бухгалтер, экономист. Возможно, у нее на счетах тоже деньжата лежат, а кое-что — под матрасом. Диверсификация рисков, слыхал? — А, это да, — подтвердил Гуров, продолжая чертить по бумаге. — Давай теперь про Золий. — С этой вообще все просто и воздушно, — сообщил Станислав. — Меня сначала не хотели пускать на порог, потом пустили-таки, убедившись, что я не за Ладочкой… — Кто это? — удивился Лев Иванович. — Дочку зовут так, славная девчонка, правда, про маму и думать забыла. Да, так соседка, новая ее мама, в приватной беседе подтвердила: Ксю Три Семерки, она же Оксаночка Золий — такая вечно на позитиве, в приподнятом настроении и ожидает от своего личного будущего только пирогов и плюшек. Ох, — поморщившись, Крячко потер шею, — как неловко разговаривать с женщинами, от постоянного кивания и поклонов чуть набок голова едва не отваливается. — Надеюсь, недаром пострадал на производстве? — напомнил Гуров о себе. — Все-таки время к ночи, выкладывай уж. — Да, собственно, осталось рассказать немного. После того как бросил некий богатый папик — по ее же собственным рассказам, ты понимаешь, — уехала на машине, его подарке; скорее всего, прихватила с собой то немногое, что удалось сокрыть от кредиторов — по некоторым данным, что-то около трехсот тысяч. Точнее соседка сказать затрудняется. Станислав отправился ставить чайник, Гуров, положив рядом фото Томиной и Золий, принялся разглядывать их. Странное впечатление они производили. «Интересная какая тетка, — заметил он, разглядывая Томину, — не бухгалтерское у нее лицо, не лицо тихой пенсионерки. Такой место где-нибудь на трибуне или, может, даже на сцене». Яркое, с острыми чертами лицо, вызывающий взгляд. Легко представить, что лет двадцать назад такая могла повелевать… ну, или выбирать из мужиков. В целом лицо настоящего лидера, из тех, у которых всегда все под контролем. Вторая, Золий, на удивление совершенно иного рода сокровище. Без явных следов профессии, хотя ухоженная дамочка, но видно, что добрая, как говорится, эмпатичная: «Как это: из тех, что живут для других — это видно по тому, как эти другие замотаны. Нет, нет, конечно, не так все. Славная девка, это видно, а старуха — стерва, каких мало. Есть ли у них нечто общее, кроме того, что обе имели при себе сходную сумму?» |