Книга День мертвых тел, страница 60 – Николай Леонов, Алексей Макеев

— Наташа, опустите жалюзи, — сквозь зубы процедил Мохов, и приветливая девушка, умевшая растворять в одноразовом стаканчике такой вкусный кофе, забыв о Гурове, бросилась выполнять распоряжение. — Полковник, доброго дня. Вы еще здесь? Я полагал, что вы мирно видите сны в самолете на пути в Москву. Мне некогда.

— Доброго, капитан, здравствуйте. Как видите, нет, рад бы в рай, грехи не пускают.

— Чьи грехи? — В глазах Мохова мелькнул хорошо знакомый Гурову гнев.

«Ах, как не нравится тебе, капитан, ничего толком не знать. Как противно тебе то, что те, кто кормит тебя с руки, не посвящают тебя в свои дела, держа в качестве уборщика, который должен затирать за ними следы и не соваться глубже, чем позволено. — Гуров понимал, что Мохов гипертонию на такой нервной должности заработает вместо вожделенных звездочек на погоны, но ни малейшего сочувствия не испытывал. Брать взятки или не брать, посещать званые вечера в особняках «серьезных людей» или не посещать, служить по совести или продаваться за тридцать сребряников, каждый решает сам. И спит потом, соответственно, спокойно или нет, тоже сам. — Бросил неприятный, дотошный человек случайное словцо, а ты уже и вспотел, думая, что это может означать и чем тебе лично грозить. Не бережешь ты себя совсем, Мохов».

— Фигура речи, — пояснил Гуров, сжалившись. Илья Гаврилович в начале жаркого летнего дня был одет по всей форме, видимо, на случай общения с представителями средств массовой информации, а кондиционер в допросной имелся вряд ли. Не задумано проектировщиками, чтобы в подобных помещениях людям было комфортно. — Могу я с вами побеседовать?

Мохов набрал в грудь воздуха, чтобы отказать, резко и категорично, но покосился на застенчиво стоявшую в конце коридора у закрытого окна Наташу. Коротко кивнул в сторону ближайшей открытой двери.

За ней обнаружился зал для совещаний, старомодный и душный. В нем имелись длинный стол, строй добротных мягких стульев и неплохая коллекция комнатных растений. Они, да еще портрет президента на стене во главе стола оживляли интерьер. Гуров, решив не лишать растения последних крох кислорода, подошел к окну, потянув за ручку, открыл одно. Свежий воздух ворвался в помещение, тронув тяжелые, зеленые листья. И тут же раздались выкрики, призывы выглянуть в окно. А лучше выйти на улицу и ответить «всего на пару вопросов».

Мохов с нескрываемым удовольствием глубоко вдохнул. Расстегнул пару пуговиц на рубашке, уселся на один из стульев, утомленно указав Гурову на место напротив. Тот сел. Помолчали. Гуров отметил, что в сравнении с первой встречей Мохов держится гораздо увереннее.

— Внимаю, товарищ полковник. О чем вы хотели сообщить мне? Попрошу покороче, я еще не закончил, и в допросной меня ждут.

Гуров решил не ходить вокруг да около.

— Полонский не убивал Сифонова. Я был с ним, когда он уезжал из «Обетованного», был свидетелем его разговора с Сифоновым. Могу на месте показать, где стояла машина, где стояли Полонский с Сифоновым, в каком направлении тот пошел после. Живой и здоровый.

Мохов, будто изображая заинтересованность из вежливости, поднял брови. В окно залетела толстая, с зеленым отблеском брюшка, муха и принялась кружить над капитаном.

— И о чем же был их разговор, любопытно узнать?

— Я почти не слышал слов из-за фейерверка. То, что фейерверк имел место, вы можете с легкостью проверить. — Гуров положил руки на прохладную поверхность стола и приказал себе собраться. Разговаривать с Моховым в пренебрежительном тоне было ни в коем случае нельзя, если от этой беседы он рассчитывает иметь хоть какой-то результат. — Было шумно, но света сквозь листву проникало достаточно, чтобы рассмотреть лица. Я не мог перепутать. Беседовали эмоционально, скрывать не стану. Но потом Полонский заметил мое присутствие, разговор прервался, и он пошел к машине. А Сифонов пошел в сторону подсвеченной гирляндой тропинки. Там от него целая просека осталась. А мы сели в машину и уехали. Аджей уснул, шофер не хотел его будить, и мы не спешили, добирались часа два, на часы я не смотрел.