Книга Улика из пепла, страница 24 – Николай Леонов, Алексей Макеев

— Отпусти господина Смурного, Стас, — приказал Гуров другу. — Это он по старой привычке решил от нас бегать. Он больше не будет.

Крячко слез с лежащего. И тот поднялся на ноги. Это был крупный мужчина лет сорока, светловолосый, с рыхлым лицом и водянистыми светло-голубыми глазами. Сейчас его лицо выражало два чувства: злобу и растерянность.

— Вы не имеете права! — прохрипел он. — Я ни в чем не виновен!

— Безусловно, Смурной, ваши права мы будем соблюдать, — пообещал ему Гуров. — И возможно, что вы и в самом деле ни в чем не виноваты. Но тогда встает естественный вопрос: зачем вы убегали? Почему боялись встречи с полицией?

— Потому что я знаю, что вы мне будете шить! — заявил владелец оружейного магазина. — Убийство Коршуна и Мрачняка, вот что! А у меня на эти дни, как нарочно, никакого алиби нет! А кроме того, я с Коршуном в плохих отношениях был, это вам многие могут сказать.

— Когда эти плохие отношения сложились — еще в группе Свинца? — спросил Крячко.

— Ну да, — кивнул Смурной. — После распада группы мы мало виделись. Коршун три года сидел, я в Сочи уезжал, деньги там делал. А когда оба сюда вернулись, здесь нам делить нечего было.

— А отчего были плохие отношения в группировке? — спросил Гуров.

— Они двое больно много на себя брали. Например, как они вдвоем Дрыгина развели? Вообще никого из братвы не спросили, как будто нас и не было. Так не полагается, так не по понятиям! И с Теребякиным так же было, и с Тепловым, и с другими.

— А что, были и другие дела, связанные с поджогами? — заинтересовался Гуров.

— А как же! Были, конечно. У Мрачняка это вроде как пунктик был — огоньку жертве пустить.

— А ты, Смурной, значит, обижался, что тебе не дали огоньку пустить? Ты бы и сам был не прочь, верно?

— Нет, зачем на меня напраслину возводить? Я никогда в поджогах не участвовал. Мне это, если хотите знать, противно — человека жечь. Застрелить — другое дело, это я могу.

— Чего же ты тогда опасался, что тебя обвинят в убийствах Угрюмова и Коршунова? — спросил Гуров. — Ведь их обоих именно что сожгли.

— А что, ваши разве будут разбираться, мог человек другого поджечь или не мог? Для вас ведь главное — чтобы дело закрыть, чтобы «висяка» не было. Вот я и опасался…

— Скажи, Смурной, а не могло быть так, что этим двоим отомстил кто-то из тех, с кем они расправились? — спросил Гуров. — Родственники Дрыгина или Теребякина?

Владелец магазина пожал плечами:

— Не знаю. Могли, наверно. Но какие родственники? Сына Дрыгина Угрюмов убил, а сам Дрыгин после этой истории запил, пил по-черному и в итоге утонул в Каме. Других детей у него, насколько я знаю, не было, так мстить некому. Правда, у Теплова вроде остался сын. А о Теребякине я ничего не знаю.

— Ты в последнее время не встречался с Угрюмовым и Коршуновым, не разговаривал с ними?

— Я с ними вообще последние лет шесть не встречался! Кого хотите спросите, вам это все скажут. Скажут, что Павел Смурной этих двух уродов стороной обходил. Да я вообще ни с кем из своих бывших дружбанов не вижусь. Зачем они мне? Были дружбаны, да все вышли. Теперь у меня другая жизнь и друзья другие.

— Значит, говоришь, у тебя на эти дни, 14 и 20 сентября, нет алиби? — спросил Крячко.

— Нет. Я уж думал об этом. Как только узнал, что этих двоих пришили, стал думать, где я в эти дни был, что делал. И вышло, что отмазки у меня никакой нет. Потому я и боялся, что за меня возьмутся.