Книга Камни раздора [сборник], страница 73 – Николай Леонов, Алексей Макеев

И до самого ужина, до темноты они играли в настольный теннис на заднем дворе усадьбы. Вадим Егоров оказался отличным теннисистом — лучшим, чем Гуров. Сыщик проигрывал ему партию за партией. Ему приходилось радоваться, если он мог выиграть хотя бы одну свою подачу.

Но вот совсем стемнело, так что и теннисный шарик стало плохо видно. Тут и Клава пришла на задний двор и сообщила, что ужин подан. И Егоров с Гуровым отправились к столу. Ужин в этот вечер действительно оказался превосходным. В доме Приходько Гуров не голодал, там тоже вкусно кормили. Но Лиза Приходько готовила довольно простые блюда. А здесь повар Егор Трубников подал как-то по-особому сделанную селедку, которая буквально таяла во рту, затем котлеты по-киевски, а к ним два прекрасных салата. Вадим Александрович предлагал к этой закуске бутылку отличного вина. Гуров от вина не стал отказываться напрямую, сделал вид, что пьет. На самом деле он за весь вечер и двух глотков не сделал. Часть вина он слил в стоявшую рядом со столом цветочную вазу, часть просто оставил в бокале. Главную свою задачу он видел в том, чтобы «призраки», которые следили за ним и Егоровым в этот вечер (а Гуров не сомневался, что преступники каким-то образом наблюдают за происходящим в столовой), остались в убеждении, что он, сыщик, не видит никакой опасности и просто приятно проводит вечер. Поэтому, вставая из-за стола, Гуров специально слегка покачивался — якобы вино на него подействовало и он нетвердо стоит на ногах. После этого он долго прощался с Вадимом Александровичем на лужайке перед домом и только после этого направился к воротам.

Управляющий Безруков шел вместе с ним, чтобы запереть калитку. Уже выйдя за ограду, сыщик обернулся к нему и тихо произнес:

— Вы помните, о чем я вас просил?

— Конечно, помню, Лев Иванович, — так же тихо ответил управляющий.

— Это хорошо, — уже громко, во весь голос произнес Гуров, повернулся и двинулся по тропинке в сторону усадьбы Приходько.

Он не сомневался, что за ним продолжают следить, потому шел не спеша, все так же покачиваясь и напевая любимую песенку «Если я заболею, к врачам обращаться не стану». Так он дошел почти до самого дома Приходько, после чего остановился и прислушался. Он и раньше прислушивался к тому, что происходило у него за спиной. И песенка, которую он то начинал петь, то прекращал, этому не мешала. Несмотря на эту песенку, Гуров установил, что примерно полкилометра от усадьбы Егоровых за ним кто-то шел по лесу. Полкилометра кто-то сопровождал сыщика — а потом отстал. И сейчас вокруг не было никого. Тогда Гуров развернулся и двинулся обратно. Теперь он шел быстро, ничего не пел и не мурлыкал.

Он хорошо знал эту дорогу, не раз ходил по окружающему лесу, поэтому ему не требовался фонарик. Он дошел почти до самой усадьбы Егоровых, после чего свернул с тропы и пошел лесом. Теперь он двигался гораздо медленнее — по лесу без дороги, да еще ночью, быстро не походишь. Однако и теперь он шел уверенно — он знал, куда направляется.

Пройдя так минут десять, сыщик свернул в сторону забора, окружавшего парк. Теперь он шел совсем медленно — не шел, а крался. И вот наконец добрался до нужного места. Это было то самое место, где кто-то распилил звенья парковой ограды, так что теперь они просто соприкасались одно с другим. Достаточно было отодвинуть одно из звеньев — и можно было войти в парк или выйти из него. Гуров подошел к этому месту, потрогал рукой ограду, убедился, что все так и есть. Он даже отметил, что звенья ограды стоят совсем свободно, даже не касаясь одно другого, — словно здесь совсем недавно кто-то прошел. «Кажется, птичка уже в клетке», — тихо прошептал сыщик себе под нос. И сделал то же, что и неизвестный преступник до него — раздвинул звенья ограды и вошел в парк.